I.

Близнецам по десять лет. И сейчас они любопытны как никогда. Мир щедро рассыпается между ними тысячами новых, незнакомых удовольствий. И, конечно же, они должны перепробовать все, что только возможно. Музыку, которую они просто обожают, игры, которые они придумывают друг для друга. Они точно знают, что когда вырастут, будут по-прежнему вместе. Всегда, и даже жить будут в одном доме.
Их мама смеется и говорит, что когда они вырастут, они женятся, но близнецы не верят – ведь девчонки такие грубые и непонятные существа, зачем они им?
Нет, они будут жить вместе, вдвоем, в одном огромном доме, или двух, соединенных между собой (так их игрушки не перепутаются). Это их самая любимая игра, состоящая из многих, потрясающе интересных частей. Например, приготовление обеда или выгуливание их собак. И кошек, настаивает Билл. Том считает, что кошек выгуливать нельзя, но Билл решает хотя бы попытаться. Если у него ничего не получится, то он заведет обезьянку.
Позже близнецы играют в «Просмотр футбола и поедание попкорна» – они кричат перед выключенным телевизором и делают вид, что едят попкорн из пустого пластикового ведерка.
А потом они идут выгуливать собак «перед сном», и прячутся за ветхой шторой под навесом в саду. Это любимая часть игры для Тома. Он подсмотрел ее в телевизоре, и она настолько хороша, что он может гордиться своей гениальностью. В сумраке их укрытия он оттягивает ворот майки Билла вниз так далеко, как получится, и прикасается к его груди открытым ртом. Если Билл в рубашке, Том расстегивает пуговицы до самого живота.
Первый раз Билл хихикал. Но только в первый раз.
Том перелезает через брата, поставив одну ногу между его ног. Он тесно прижимается к Биллу и начинает тереться своей промежностью вверх-вниз о его бедра. Это приятно, очень приятно. Это делает его твердым там, и трение все только улучшает.
Билл тоже становится твердым, в том же месте, и совсем затихает, закусывая губу. Он издает странные, забавные звуки, похожие на скрипы, и Том думает, это оттого, что ему тоже хорошо. Билл обычно закрывает свои глаза, а Тому нравится смотреть на него, его брат выглядит таким милым, когда его щеки заливаются румянцем. И Том совсем не думает о том, что они похожи.
Иногда он ерзает слишком сильно, и Билл жалуется или шлепает его по голове, а иногда он делает все правильно, и в конце его охватывает дрожь, как будто что-то ползет по его спине. Это чувство настолько восхитительное, что в его штанах становится мокро. Когда они заканчивают, они ложатся на старый коврик под навесом и обнимаются как люди, которых Том видел в телевизоре, они улыбаются и притворяются, что засыпают.
Тому кажется, что эта часть игры Биллу тоже нравится больше всего, по крайней мере, он никогда не от нее отказывался.
В воскресный летний полдень они прижимаются друг к другу, играя в «ерзающую игру». Билл уже дрожит и хватается за плечи брата. Том думает, что у Билла сейчас случится та самая дрожь, а потом мокрая штука со штанами, и он очень хочет помочь брату. Внезапно дверь перед ними отворяется, и Том резко отстраняется от Билла и падает на колени, таща брата вниз и подминая под себя.
– Привет, ребята, во что играете? – спрашивает их вошедший Гордон.
– Реслинг, – врет Том, не моргая, – я победил.
Билл отворачивается от них обоих и не показывается. А отчим заинтересованно рассматривает их обоих.
– Только не покалечьте друг друга, – наконец, говорит он, – давайте-ка полегче.
Том знает, к кому он обращается – Биллу никогда не удавалось его побороть. Он кивает, показывая, что все понял.
– Ладно, обед на столе, – говорит им отчим и, в последний раз бросив на Билла пристальный изучающий взгляд, оставляет их одних. Некоторое время под навесом совсем тихо, а потом Том решается задать вопрос.
– Я сделал тебе больно? – обращается он к сидящему спиной Биллу. – Прости.
Билл полуоборачивается, кидая на него мимолетный взгляд, он выглядит расстроенным.
– Мы же не собирались трогать друг друга там, – тихо оправдывается Том. Билл смотрит на него искоса. – Не знаю почему, – продолжает Том, – Но мы не трогали. Это наша секретная игра, – объясняет он. – Это только наше, и только для нас, понимаешь?
– Только для нас, – вторит ему Билл, задумчиво глядя куда-то в сторону. – Наш секрет?
– Наш секрет, – подтверждает Том.
Билл расплывается в улыбке и поднимается на ноги, беря его за руку.
– Обед на столе, – весело напоминает он.
Том усмехается. Он не всегда понимает Билла, но всегда им восхищается.

II.

Близнецам по шестнадцать. Том всегда дрался лучше, но в тот раз Билл оказался быстрее. Он бил без предупреждения, резко, со всей силы и в челюсть. Голова Тома дернулась назад, он что-то прошипел сквозь стиснутые зубы, осторожно ощупывая свое лицо.
Люди редко признают, что заслуживают наказания, даже если они виновны. Но Том знал, хотя и не собирался идти на попятную.
Братья ссорились, и это было совершенно естественным. Они злились, уставали и расстраивались, и иногда дрались. Даже близнецы, любящие друг друга до безумия, чьи миры вращались вокруг них двоих, чьи миры были мирами друг друга, как бы то ни было, дрались даже они.
Билл не помнил, из-за чего началась ссора, но он честно пытался прекратить ее с самого начала. А потом Том назвал его бесчувственным ублюдком, в голове что-то переключилось, и Билл ударил его. Он уже приготовился получить сдачи, и теперь в замешательстве стоял перед Томом, не понимая, почему тот медлит. Эта задержка сбивала с толку. Он уже открыл рот, чтобы попросить прощения или как-то оправдаться, но брат не дал ему, заговорив вместо него сам.
– Целый мир хочет тебя, – начал Том, слова давались ему с трудом, и было непонятно, виновата ли в этом боль, причиненная Биллом, или что-то другое. – Всего-то нужно выбрать правильную девочку, правильного мальчика, правильное дело, и ты соскочишь с этого… Как я могу быть уверен…
Не желая слушать весь этот бред, Билл сделал несколько шагов, приблизившись к Тому вплотную, прижимаясь своим ртом к его, запуская руки в его дреды. Колени у Тома разом подогнулись, и они оба повалились на пол автобуса, цепляясь друг за друга. Билл кожей чувствовал сбившееся дыхание брата, и чуть отстраняясь от него, спросил:
– Так все из-за этого, да? – Он правда не знал, что вывело Тома из себя, что заставило додуматься до такого. Миллионы причин – прочитанная статья в журнале, запись ТВ-шоу, подслушанный разговор какого-нибудь парня, треплющегося о том, как он хотел бы трахнуть Билла, или его собственные интервью с признаниями в том, что он ждет свою единственную любовь. Миллионы причин, но вывод Том сделал всего один.
Неправильный вывод, и от этого ему становилось так же больно, как и Тому. И не было у него причин переживать за Билла, но как же легко он выходил из равновесия, когда дело касалось его брата…
Том не плакал. Никогда. Но сейчас он жался к Биллу так, как будто тот был его единственным спасением, и Билл обнимал его в ответ, сжимая крепко-крепко в своих руках, словно хотел отогреть и защитить от всех сомнений и тревог. Том не ответил на вопрос, но Билл и так знал, что дело не только в этом. Ведь были еще стресс и тревога, страх провала и бушующие гормоны, вся эта чертова смесь, превращающая жизнь тинэйджера в адский кошмар.
Он успокаивал Тома, тихо нашептывая ему какие-то глупости, говорил, что все будет хорошо, что они просто устали… Он обещал, что никогда, никогда не оставит его, что они всегда будут вместе. Он покрывал поцелуями его подбородок, губы, нос, щеки и веки, прислоняясь виском к виску, и тихо, на выдохе, повторял раз за разом его имя.

Георг с шумом открыл двери автобуса, заглядывая внутрь и застывая в нерешительности, увидев Билла. Он смотрел на басиста своими огромными, в полумраке казавшимися совсем черными, глазами, с размазанной вокруг них тушью и тенями, и посылал ему патентованный взгляд «Отвали, сейчас время близнецов».
На выходе дверь больно шлепнула Георга по заднице.

Любите Сушку. Она такая одна. Вайпер на мыло. Токи рулят. Не забудьте позвонить родителям. Актимель и Рэд Булл спасут Бильку. Ку-ку.....Тря-ля-ля...Я-королева...

Близнецам по четырнадцать, и им пришлось расстаться на три дня. Билл уехал на море с Андреасом и его семьей, а Том остался дома, пытаясь улучшить свой А-минор. Первый день пролетел тихо и незаметно, к тому же родители уехали в Австрию на неделю, и дом был полностью в его распоряжении. Второй тоже прошел нормально, только немного скучновато, а на третий день Том уже на стенку лез, изнывая от тоски по Биллу.

Встречая Билла у автобуса, он обнимает его так, как будто они не виделись тысячу лет. Андреас тоже приехал, чтобы навестить своего второго лучшего друга и оценить все прелести дома без родителей, где можно спокойно выпить содовой и не убирать стакан на подставку.
Билл улыбается и смеется в его объятиях, но абсолютно ничего не говорит, и это настораживает Тома, причем тот отмалчивается всю дорогу домой. Зато Андреас не умолкает ни на секунду, и от него Том узнает кучу подробностей об их маленьких каникулах, а Билл по-прежнему нем как рыба. Том серьезно напуган, хоть и не показывает этого. Андреас насмешливо косится на Билла, они переглядываются друг с другом после каждой шутки, и к тому времени, как они подходят к входной двери дома, Том уже на грани паники.
Если Билл разболтал их секрет, то у них неприятности. А если он позволил Андреасу играть с собой… К горлу подкатывает комок, и тревога выливается во внезапную вспышку гнева.
В коридоре Билла словно подменяют. Он хватает Тома за рубашку и, кивком показывая Андреасу, где кухня, тащит брата в столовую. Тонкие холодные пальцы пробегают по векам Тома, заставляя его закрыть глаза, а другая рука уже скользит по груди и прижимает его к закрывшейся двери.
– Билл, что…
Билл шипит на него, и это шипение кажется Тому странным. Он напрягается, чувствуя дыхание брата на своих щеках. Пальцами тот ласкает его ключицу и целует его в подбородок.
Том вздрагивает от неожиданности, когда язык Билла прикасается к его щеке, обводит линию подбородка и поднимается по скуле. И что-то еще, кроме языка, что-то непонятное, скользкое и давящее, что-то в языке Билла. Том задыхается, и язык исчезает на некоторое время, чтобы вернуться к его рту, мучительно медленно вылизывая его губы.
Что-то маленькое и твердое скользит между его губами, он даже может сказать, на что это похоже по форме – на набалдашник булавки. И тут Том резко распахивает глаза.
– Какого черта? – спрашивает он, хотя и так все понятно. Вместо ответа Билл высовывает язык, и Том убеждается в своей правоте. Он перехватывает Билла за грудки, меняясь с ним местами, теперь уже Билл стоит, вжатый в дверь, а Том, вцепившись пальцами в его лицо, внимательно его рассматривает.
– Боже, когда ты это сделал? – шепотом спрашивает он.
– Во вторник, – самодовольно отвечает Билл, – я сказал маме Андреаса, что наша мне разрешила.
– Да она нас убьет, – подводит итог Том, и Билл даже не спрашивает, почему «нас», а не «его».
Пальцы Билла снова вплетаются в волосы брата. Люди думают, что его дреды быстро растут. Том же уверен – это из-за того, что Билл постоянно их тянет.
– Парень в салоне сказал, что эта штучка пригодится для французских поцелуев, – почти мурлычет Билл. Из-за пирсинга он говорит по-другому, как-то по-детски, смазано и нечетко. Том вздрагивает. Французские поцелуи? В настоящее время они возбуждали его больше, чем все те непристойности, которых они начитались в одном чате на пару с Георгом.
Возможно, отчасти так было из-за того, что в случае поцелуев он хотя бы точно знал, о чем речь. Они разучивали их чуть меньше месяца назад. С тех пор, совершенно официально, это самое приятное времяпрепровождения для Тома, и будет им до тех пор, пока через несколько месяцев он не поймет, как правильно мастурбировать, и тогда две эти вещи вступят в серьезное соревнование за первенство. А еще позже близнецы откроют для себя, что некоторыми вещами лучше заниматься вдвоем, и их уже будет не остановить.
А пока…
– Это больно?
Билл кивает головой, чуть ломаясь.
– Угу, – подтверждает он. – А еще потом все опухает и… – он останавливается, замечая, как Том мрачнеет на глазах. – Что?
Том только качает головой.
– Никогда не делай себе больно, когда меня нет рядом, – укоряет он его, – я же не могу позаботиться о тебе.
Но Билл прав. Это штучка действительно хороша для французских поцелуев. Пока что у них выходит нескладно, но Билл набрасывается на него, как изголодавшийся зверь. Кажется, он никогда не остановится. Его руки повсюду, его тело извивается, выворачивается и трется о тело Тома, пока тот снова заводит «ерзающую» игру. И он знает, что это плохая идея, знает, что на кухне хозяйничает Андреас, и он может вернуться в любой момент, но он просто не может остановиться. Это невозможно. Пуля – так он назвал своего нового друга – скользит вдоль его языка и, срываясь, больно клацает его по зубам, поэтому он просто втягивает в себя язык Билла и начинает его сосать.
В ответ брат тянет его за волосы так, что Том морщится от боли. Билл издает странные тихие звуки, в которых смешалась боль и отчаянное, непреодолимое желание… Он уже практически залез на Тома. Мысли путаются в голове, лезут ненужные воспоминания…
В школе есть девочка, которая за 10 евро даст залезть к себе в трусики. Георг сказал, что за 10 евро он бы засунул ей в рот свой член. Том тогда рассмеялся, потому что не представлял, зачем Георгу понадобилась такая ерунда, по крайней мере, зубы ее не внушали доверия. Но вот сейчас, в этот момент, он четко осознает, что хочет засунуть свой член в рот Биллу.
Билл вскрикивает, возможно, от того, что он слишком сильно надавил бедром на его пах, и Том выпускает его из рук.
– С ума сойти! – шепчет он, борясь с одышкой. Ему всего лишь четырнадцать, и он еще не научился быть красноречивым, поэтому он просто и беззастенчиво говорит. – Я бы хотел, чтобы ты взял мой член себе в рот.
Билл вопросительно поднимает бровь.
– Зачем?
– Потому что ты невероятно сексуальный, – шепотом объясняет Том, открывая пальцами его рот и делая глубокий вдох перед тем, как поцеловать его снова. Ближе, еще ближе и еще глубже. Губы Билла ярко красные от их ласк, а кожа вокруг рта влажная от их слюны, пока еще у них не получается контролировать эту сторону поцелуев.
– Ты думаешь, это сексуально? – спрашивает Билл немного кокетливо.
– Я думаю, что ты сексуален, – поправляет его Том, – открой рот.
Пальцы Тома ложатся на нижнюю губу брата, проникая внутрь, изучающе прикасаются к ряду зубов. Билл высовывает язык, демонстрируя изящный, сверкающий серебром гвоздик. Он начинает вылизывать кончики пальцев брата, а Том задумчиво придерживает его за подбородок, понимая, что тот может податься вперед и сомкнуть свои зубы вокруг его…
– Разве не потрясающе? – спрашивает Андреас, распахивая стеклянные двери на другом конце комнаты. – Было так прикольно, когда ему это делали. Они достали громадную иголку и воткнули ему прямо в язык, а он все время повторял «Мне нужен Том, хочу сюда Тома!». – Продолжает рассказывать Андреас, передразнивая голос Билла на девчачий манер. Билл хмурится, а Том мрачнеет, разглядывая брата, но Андреас, кажется, ничего не замечает. – Да, и моя мама абсолютно уверена, что ваша считает, что пирсинг – это круто, хотя все совсем наоборот. – Заканчивает он.
– Да она нас прибьет, – снова повторяет Том, поворачиваясь к брату.
– Тебя-то за что? – удивляется Андреас. Том только улыбается непонятливости своего друга и подмигивает брату, а тот медленно убирает язык и сжимает зубы, оставляя между ними шарик пирсинга.

Любите Сушку. Она такая одна. Вайпер на мыло. Токи рулят. Не забудьте позвонить родителям. Актимель и Рэд Булл спасут Бильку. Ку-ку.....Тря-ля-ля...Я-королева...

Близнецам по двенадцать, и никогда еще до этого Билл не плакал так сильно. Но у него есть на то причина. Быть поваленным на землю и избытым ногами – это отличная причина для слез.
Том пораженно анализирует собственную реакцию – ему хочется убить урода, сделавшего это с Биллом, убить еще и потому, что он знает настоящую причину драки.
Билла уже били в детстве, и сейчас весь тот ужас, казалось, забытый давным-давно, снова вернулся. От невозможности все исправить Тому хочется выть, хочется избивать до содранных костяшек на пальцах, хочется пинать того выродка ногами, пока он не начнет блевать собственной кровью.
Том видел, как все начиналось: замечал, что тот мальчик следил за Биллом в раздевалке после уроков физкультуры, а потом они флиртовали во время ленча. И позже все тот же мальчик дергал Билла за волосы, то дразня, то насмехаясь над ним. Они заигрывали друг с другом, он и Билл, а Том как-то случайно оказался в стороне от всего этого.
Затем он с ужасом наблюдал, как Билл передал ему записку, предлагая встретиться на велосипедной стоянке, и после всего тот урод избил Билла только потому, что был не готов признаться себе в том, что он гей.
Том нашел брата, ползущего вдоль стены, цепляющегося одной рукой за кирпичики и таким образом передвигаясь. Он судорожно всхлипывал, и был видно, что его недавно стошнило. Может, стоило наорать на него за его непроходимую тупость. Может, стоило сказать, что Билл сам напросился, утешив таким образом задетое самолюбие и сводящую с ума ревность. Но одно огромное, заставляющее забыть обо всем чувство накрыло его с головой, вытеснив все дурацкие сомнения. Он подбежал к брату и просто подхватил его на руки, помогая добраться до скамейки в школьном дворе.
Вот уже полчаса они сидят вдвоем, звонок давно прозвенел, и им бы следовало пойти на уроки. Том держит брата на руках, прижимая к своей груди, тихонько покачивая, словно убаюкивая, и давая ему выплакаться. Он даже не успокаивает его, ничего не говорит, просто обвивает своими длинными руками его худенькое тело, прислонившись щекой к его волосам. Его дреды уже достаточно длинные, чтобы спрятать за ними лицо Билла.
– Тебе он не нравился, – говорит Билл, – никогда.
– Нет, – соглашается Том, – но я должен был тебя защитить.
Билл отводит его дреды в сторону, чтобы заглянуть ему в лицо и спрашивает:
– Почему?
– Да потому что ты мой брат, и я люблю тебя, что непонятного? – отвечает Том, противоречивые чувства буквально раздирают его душу – это и злость, и желание отомстить за Билла, и досада на себя, ведь он не углядел, не проследил, и беспомощность перед болью близнеца, а еще любовь, такая знакомая и родная, но сейчас с новым привкусом горечи.
Билл чуть наклонят голову и тяжело вздыхает.
– Прости меня, Том, пожалуйста, прости, – тихо просит Билл, и сердце Тома болезненно сжимается, когда он слышит новый всхлип. Он наклоняется, целует Билла в лоб и застывает, слыша, что он снова начинает плакать.
– Хочешь, я изобью его? – со спокойной решительностью спрашивает Том. Билл замирает и отстраняется от него, чтобы взглянуть ему в глаза, долго над чем-то размышляет. Том, наконец, улыбается.
– Да? – деликатно подсказывает он брату.
Билл обнимает Тома рукой за шею и дергается, когда слышит голос учительницы.
– Мальчики, вы должны быть на уроках, что вы тут…
Билл поворачивается к ней, и она замолкает. Он выглядит ужасно – майка залита кровью, костяшки пальцев стерты об асфальт, на щеке красная линия запекшейся ссадины, рубашка и джинсы вымазаны рвотой, как и тыльная сторона ладони, которой он, наверное, вытирался. Учительница потрясена.
– О, Билл, что случилось? – шокировано спрашивает она.
– У меня голова закружилась, – врет Билл, – я упал, и меня вырвало.
А Том хотел бы знать, почему она верит ему с такой легкостью – то ли из-за умения Билла лгать и при этом выглядеть чертовски невинным, то ли потому что легче поверить в ложь, чем пытаться докопаться до истины. Хотел бы он знать…
– Тебе нужно сходить в медпункт, – наконец, придя в себя и собравшись с мыслями, решает она, – пошли, я тебя отведу.
Том поднимается на ноги, поддерживая Билла за талию.
– Я сам его провожу.
– Тебе нужно привести себя в порядок и пойти на уроки, – отвечает ему учительница.
Бесполезно. Легче спорить со стеной. Том сначала пытается просить, но в конце не выдерживает, и женщина уступает.
– Я о нем позабочусь, – обещает он.

Любите Сушку. Она такая одна. Вайпер на мыло. Токи рулят. Не забудьте позвонить родителям. Актимель и Рэд Булл спасут Бильку. Ку-ку.....Тря-ля-ля...Я-королева...

Близнецам по восемнадцать, и хвала небесам, они смогли выкроить немного времени, чтобы побыть наедине. Том сидит у каретки самой обычной кровати в самом обычном номере отеля, потягивается и убирает руки Билла со своих плеч, заводя их наверх и приставляя к стене. Это заставляет Билла качнуться вперед, с трудом удерживая равновесие. Поэтому ему приходится сильнее стиснуть бедра Тома своими ногами. Том улыбается, тяжело дышит и медленно двигается, плавно толкаясь вперед, одновременно покрывая шею Билла нежными поцелуями.
Его руки отпускают ладони брата, скользя по напряженным мышцам предплечий, ложатся ему на плечи и чуть сжимают их, не сильно, только чтобы раздразнить. Поцелуи становятся жестче, агрессивнее, влажнее.
Эта гибкая спина под его пальцами помнит тысячи его прикосновений, на этой нежной гладкой коже он оставил тысячи засосов, бессчетное количество раз он брал его на этой самой спине. Но сегодня Билл сверху, абсолютно свободный в своих желаниях и действиях.
Билл тянется к его губам, когда руки Тома опускаются на его задницу, он отнимает свои ладони от стены, притягивая к себе брата за затылок, пальцы запутываются в волосах, и он целует его легким, нежным, почти поверхностным поцелуем, который перерастает в яростную борьбу языков, в то время, как пальцы Тома проникают между ягодиц Билла, касаясь того места, где они сливаются воедино.
Биллу приходится делать почти всю работу, но он более чем счастлив. Ему нравится быть сверху и управлять процессом, нравится стонать брату прямо в рот, притягивая его голову к себе. Длинные цепкие пальцы Тома впиваются ему в спину, не позволяя ему уклоняться.
Медленно, мучительно медленно, он двигается, толкается вперед, дрожит и задыхается. Том хочет, что это никогда не заканчивалось.

…

Он идет по коридору отеля с твердым намерением узнать правду. Он хочет, наконец, разобраться, почему они все время вместе, почему они всегда увлечены друг другом, хочет понять их шутки, несмешных ни для кого, кроме них двоих. Кто знает, может, они смеются над ним?
О чем они говорят, оставаясь наедине друг с другом? Что это за время близнецов, семейный момент, «разговор Каулитцев»?
Это, в конце концов, нечестно. Они же лучшие друзья. И он не понимает, в чем секрет их увлеченности, их страстного стремления проводить двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю только вдвоем.
Он следит за ними, даже когда они прячутся от остальных. Ладонь ложится на ручку двери номера, и он замирает. Он вспоминает взгляд Тома, когда тот впервые услышал версию «In Die Nacht» акапелла, Билл тогда напевал ее, подглядывая в салфетку, на которой были записаны слова, и руки у него заметно дрожали…
Да не смеялись они над ним, приходится признаться ему самому себе.
Просто у них было восемнадцать лет, чтобы придумать свои шутки. Между собой, без него. И это не его дело. Они вырастут, научатся делиться или не научатся уже никогда. Они будут жить по соседству, работать вместе, вместе взрослеть и стареть. В любом случае…
Он оставил их одних.

VI.

Близнецам по восемь лет, и в голове у Тома роятся миллионы вопросов.
Биллу нравилось валяться в снегу, падать в грязь, играть в «укради поцелуй» и смотреть, как за ним бегают девчонки со всей округи. Его ни капельки не заботило то, что он может подхватить простуду.
Том хотел знать, зачем идет снег, кто решает, что должно быть грязно, и почему девчонки липнут к Биллу и почти не обращают внимания на него. И пресытится ли Билл когда-нибудь всеобщим вниманием?
И как они могут быть настолько похожими, оставаясь при этом такими разными? И если они близнецы, значит ли это, что у них одна душа на двоих? Тогда, если он потеряет Билла, то тоже умрет? Он был почти на сто процентов уверен, что умрет.
А еще Том хотел узнать, нормальный ли он. И если нет, то как с этим жить. Почему даже самая отстойная музыка поднимала ему настроение? Почему Бритни Спирз распродала все свои записи? Кто придумал добавлять грибы в овсянку? Каково это – быть японцем? И что происходит с одной частью его тела?
Последнее беспокоило его больше всего. Ему почти нравилось это, он был теплым и казался вполне безобидным. Это как хорошая царапина, но когда ты ее задеваешь, тебе очень-очень больно. Том внимательно следил за этими странными изменениями, ему было интересно, во что это превратится в конце концов, одного он только не понимал – нельзя ли сделать эту штуку чуть более удобной?
Еще Тома интересовало, происходило ли это с кем-нибудь, кроме него. В конце концов, он сдался и решил спросить единственного человека, с которым он мог говорить обо всем.
– Ну… – протянул Билл, выслушав его и серьезно задумавшись для восьмилетнего ребенка. – А на что это похоже?
– На что? – переспросил Том, затрудняясь с ответом. – Я не знаю…. выглядит, как толстая сосиска.
– По-моему нормально, – многозначительно подытожил Билл.
– Но это какая-то неправильная сосиска, – поспешно добавил Том, – она не гладкая, а на конце…
Билл сочувственно вздохнул.
– А почему бы тебе просто не показать мне его? – предложил он. Глаза Тома широко распахнулись.
– Я не могу, – ответил он, пораженный предложением Билла, – это же личное!
– А я тебе свой покажу…
Том несколько мгновений смотрел на брата, а потом молча кивнул. Одновременно они принялись расстегивать штаны. Тому понадобилось больше времени, из-за того, что его ширинка была на пуговичках, а Биллу повезло – ему достались штаны с молнией.
Билл только кинул короткий взгляд вниз, а Том долго рассматривал их, постепенно расплываясь в улыбке.
– Они же совсем одинаковые! – воскликнул он, но тут же помрачнел. – Мы ведь близнецы, может, мы оба неправильные?
Билл повел бровью.
– На прошлой недели мама видела мой. Она бы сказала, если бы он выглядел неправильным, – логично заметил Билл. – Она же видела еще два. И хотя у них с Гордоном нет детей… – он передернул плечами, – В любом случае, все в порядке.
Том облегченно улыбнулся, закусив губу как раз в том месте, где через несколько лет появится колечко пирсинга.
– А можно потрогать? – спросил он.
– Мой? – скептически переспросил Билл.
Том робко кивнул.
– Немножко, – уточнил он.
– Ну… если хочешь, – великодушно согласился Билл, – только чуть-чуть.
Том потянулся вперед, пока его пальцы не обхватили конец Билла. Тот внимательно следил за братом, дожидаясь окончания эксперимента.
– О Господи!
Том быстро отдернул руку, и они одновременно развернулись, столкнувшись лицом к лицу с шокированной мамой.
– Мальчики, вы что тут делаете?! – спросила она их тем самым высоким голосом, которым обычно отчитывала их за проступки. – Быстро оденьтесь!
Они торопливо натянули штаны и застегнули их так быстро, как только могли. Том в спешке пропустил одну пуговицу, но было уже все равно. Мама опустилась перед ними на колени, держа каждого за руку.
– Мальчики, я понимаю, вам сейчас все кажется интересным, но вы не можете трогать друг друга там, – начала объяснять она. – И вы не должны позволять трогать вас там кому-нибудь еще. Это личное место, понимаете?
– Но мы же только смотрели, – начал было спорить Билл.
– И смотреть тоже нельзя, – перебила она его. – Ни трогать, ни смотреть. Если у вас появятся какие-то вопросы, просто спросите это у меня или Гордона, но вы должны хорошенько понять, то, что вы делали – действительно неправильно и плохо.
Она объясняла им это очень ласково, без ругани и криков. Пожалуй, слишком уж ласково. Билл не выносил, когда его отчитывали, пусть даже так, и он немедленно расплакался.
– Да хорошо, хорошо! – Закричал он, выдергивая свою ладонь из маминой руки и убегая из комнаты. Она звала его обратно, но он не вернулся. Немного подождав, она обернулась к Тому и принялась перезастегивать пуговицы на его джинсах в правильном порядке. Он равнодушно наблюдал за ней. Все, чего он сейчас хотел – это оказаться рядом с братом.
Мама вздохнула.
– Вы растете, Том, – еле слышно произнесла она, – наверное, пришло время поселить вас в отдельные комнаты.
– Нет! – закричал испугавшийся Том, – нет, мамочка, пожалуйста. Я обещаю, мы все поняли, мы больше никогда не будем так делать, только не расселяй нас!
Мама грустно улыбнулась, положив ладони на его щеки и прижавшись своим лбом к его.
– Ты всегда говорил, что не можешь заснуть, пока не уснет Билл, – вспомнила она с легкой ностальгией в голосе.
– Но это правда, – прошептал Том дрожащим голосом, и слезы уже были готовы сорваться с его глаз.
– Вы больше не можете жить в одной комнате, – ласково, но твердо повторила мама, – Так вы поняли, чего вы больше не должны делать? Ни с кем?
Том кивнул, подтверждая, и она отпустила его, на прощание поцеловав и взъерошив ему волосы. Том был опустошен, он плакал без всхлипов, абсолютно беззвучно, и только слезы градом катились по его щекам.
Он ворвался в их общую комнату, с шумов захлопнув дверь, и Билл тут же кинулся ему в объятья.
– Я не позволю им разлучить нас, – пообещал Том, больше себе, нежели Биллу. – У нас могут быть секреты, и они никого не касаются.
– Пообещай, – шептал Билл, – пообещай, что мы всегда будем вместе.
– Мы всегда будем вместе, – поклялся Том, – я обещаю.
Они даже скрепили клятву тайным рукопожатием, потратив целый час на его разработку. Они никогда не забудут тот день.

Несколько лет спустя они вспомнят клятву и подтвердят ее кровью из разрезанных ладоней.
После этого Билл напишет «In Die Nacht», и только глупец не поймет, кому и чему она посвящена.
Конечно, они будут ссориться и попадать в разные неприятности, испытывая терпение друг друга, как будут и мирится со скоростью света, становясь от этого только сильнее.
Они всегда будут вместе.

Конец

Любите Сушку. Она такая одна. Вайпер на мыло. Токи рулят. Не забудьте позвонить родителям. Актимель и Рэд Булл спасут Бильку. Ку-ку.....Тря-ля-ля...Я-королева...

В автобусе было душно, Том с Георгом о чём-то лениво переговаривались, Густав спал. Я же, по привычке нёс свой пост около окна. Там, наверное, по той же привычке, не было ничего интересного. Мокрая дорога, мокрые деревья, мокрые машины с мокрыми фарами. Даже свет фар кажется мокрым. Ко всему этому духота в автобусе. Когда я попытался открыть окно, на меня, чуть ли не крича, накинулся Густав
- Ты заболеешь! Ты что!
Послушно закрываю окно. Как же они все заботятся обо мне… Открою окно, заболею, умру. Нет, не так. Открою окно, заболею, не смогу петь на концертах. Так они что о концертах волнуются?.. Так, хватит этих мыслей! Просто дурацкое настроение.
- Билл, ты с нами?
- А? Что?
- Где ты летаешь, черт возьми? Пообщался бы с нами!
- А о чём речь?
- Решаем, чем бы заняться в свободную неделю, а то такая ведь возможность не скоро выпадет!
Ах да. Свободная неделя. Отпуск. Всё как у взрослых. Работа и отпуск.
- Я думаю надо валить куда-нибудь подальше, где нас не знают, – с усмешкой говорит Георг
- А как же девчонок будешь цеплять – начинает подкалывать его Том
Георг отшучивается, все молчат. Могу поспорить, что они ни о чём не думают.

Автобус сворачивает с дороги. Заправка.
Ребят, я выйду на улицу, подышу немного – говорю я им
Мне никто не отвечает.
Беру плеер, сигареты, зажигалку. Телефон выкладываю. Выкладываю маркер. Да, Дэвид советует всегда носить с собой маркер, чтобы можно было дать автограф в любой момент. Может мне ещё десяток блокнотиков в собой таскать?
Выхожу из автобуса. Дождь почти закончился.
В 100 метрах от заправки начинается город. «А почему бы и нет?», схожу прогуляюсь.

Время около 12 ночи – не самое безопасное время для прогулки. Неуверенно снимаю кепку – почему-то именно сейчас она мешает, хотя я уже и не могу вспомнить прогулки по городу без всяких «звёздных» огромных очков и кепок.
Включаю плеер.
Город спит. Маленькие городки всегда рано засыпают. Эй, город, просыпайся! Сам Билл Каулитц пришёл! Мне кажется, что я и вправду это прокричал. Но это всего лишь голос в моей голове.
Иду по улице. Я знаю этот город. Я видел их столько, что кажется, что новых быть уже и не может. Особенно я знаю такие маленькие города. Я знаю сколько в них круглосуточных магазинов, где аптеки… Как будто я сам их строил.
Внутри странные чувства. Мне кажется, что меня нет. На удивление легко идти. Иду – и не чувствую, что иду. В ушах плеер – своих шагов не слышно. Ничто не говорит мне о том, что я есть. Страшно. Хочется кричать, чтобы доказать себе, что ты существуешь. От страха начинаю задыхаться. Закрываю глаза. Теперь нет ничего, кроме плеера.
Вспоминаю, что у меня есть сигареты. Закуриваю. Сигарета, как связь с реальностью – забавно.
Интересно, сколько я уже брожу вот так? Наверное, меня уже ищут.
Усмехнувшись, заворачиваю в аллею. Сажусь на лавку. Пока не выкурю ещё 6 сигарет, не пойду обратно. Что за глупости? Не знаю, просто в голову пришло. Сижу ещё минут 20.
После третьей сигареты начинает тошнить. Медленно встаю, иду обратно к автобусу.
Я так никого и не встретил. Никого. Не могу сказать, что мне очень хотелось, но я всё же разочарован.
Все стоят около автобуса. Густав что-то говорит ребятам и машет руками. Наверное, говорит им, что они идиоты, что не уследили за мной. Мамаши, блин.
«О, Билл, ты такой нервный, эмоциональный» - достали
Закуриваю опять, подхожу ближе к автобусу. Густав замолкает и смотрит на меня. Первым опомнился Том
- Придурок, ты где был???
И я тоже рад тебя видеть
- Я гулял
- Гулял? Один? А нам нельзя было сказать? Ты с ума сошёл, расхаживать в одиночку по незнакомому городу! А вдруг что случилось бы?
- Да, вдруг что-то случилось бы, и мы бы не смогли дать концерт!
- Билл… да ты о чём говоришь?... при чём тут концерт? Я о тебе волнуюсь! Ты же мой брат!
- Да всё нормально, извини, что я ушёл.
- Слушай… у тебя всё нормально?
Том подходит ближе. Я не могу на него смотреть. Смотрю на его кеды.
- Билл!
Я молчу, меня нет. Я не существую.
Чувствую его руки на плечах.. Поднимаю голову. Боже, какой я эгоист. Он же и вправду волнуется.
- Всё нормально, Томми. Я в порядке, просто настроение не то
- Точно?
- Да да! Всё отлично!
Улыбаюсь. Это я умею. В любой ситуации и в любом настроении я могу улыбнуться так, что все будут думать, что я самый счастливый человек на свете. Все, но не Том. Он сам так умеет.
- Мы ещё поговорим, Билл.
- Как хочешь.
Его руки всё ещё на моих плечах. Почему он их не убирает? Может уже можно идти? Внезапно Том делает шаг ко мне и крепко обнимает.
- Билл, я тебя ненавижу. Когда-нибудь я тебя убью.
Я обнимаю его за талию. Всегда удивляюсь, какой он маленький под своими этими мешками.
Аккуратно освобождаюсь.
Вздыхаем одновременно.
В автобус заходим молча. Георг и Густав уже спят в своих клетках. Так я называю наши спальные места. Небольшие кровати, отгороженные шторкой от коридора, с низким потолком, так как кровати в два яруса. Подо мной спит Том.
- Не забудь смыть косметику, спокойной ночи
- И тебе…
Умылся, разделся, лёг в клетку. У меня так разовьётся клаустрофобия! Достаю из косметички снотворное – с ним мне не снятся плохие сны. Две? Нет, лучше три. На всякий случай.
Почему-то снотворное не действует сразу. Внутри неспокойно. Какая-то смутная тревога. Непонятная мысль в голове, но она не может никак оформиться. Ворочаюсь с боку на бок.
Внезапно понимаю! Том! То, как он себя вёл сегодня и то, как меня смутило его поведение. Вот что меня сейчас волнует!
Отодвигаю занавеску своей кровати, смотрю вниз. Том лежит на спине, глаза закрыты, он даже не разделся – уснул прямо так. В течение нескольких минут смотрю на него. Во сне он обычно спокоен, его лицо ничего не выражает. Обычно.
Сейчас у него счастливое лицо. Может ему что-то снится? Внезапно он вздыхает и открывает глаза
- Билл? Ты чего?
- Ээээ… я тебя разбудил?
- Нет, и долго ты висишь вниз головой?
- Ты что-то говорил во сне – вот я и решил посмотреть всё ли в порядке – краска заливает лицо
- Аааа… всё нормально… Но я не спал. Я просто лежал с закрытыми глазами.
- Ну, значит показалось…

С бьющимся сердцем Билл лёг обратно на свою кровать. Он дотронулся до лица – оно горело. Он физически чувствовал, что Том смотрит вверх, на него.[21 июня 2006]

На часах 11 вечера, Густав и Георг наверняка уже спят у себя в номерах.
Уже 11. Пора… Внутри всё сжимается, страх перемешивается с радостью, стало труднее дышать. Я люблю такое состояние. Лёгкая паника, небольшой испуг, предчувствие, ожидание. Оно растёт в области солнечного сплетение, как пустой светящийся серебристый шар, лучи которого расползаются внутри, хочется открыть рот и закричать.
Я открываю рот, глаза закрыты, дрожь по телу. Небольшой спазм горла, когда невозможно вдохнуть.
Боже, как хорошо.
11:15. Теперь точно пора.
Я медленно выхожу из своего номера. Билли, почему же мне страшно каждый раз, как я приближаюсь к твоей двери?
Последний вздох. Стучусь, нажимаю на ручку – закрыто.
Внезапная мысль, что ты уже спишь, кажется смертельной. 5 секунд не дышу – прислушиваюсь. 5 секунд, за которые я успел себя возненавидеть, за то, что пришёл на 15 минут позже.
Вдруг лёгкий шорох, поворот ключа.
Я открываю дверь. Ты идёшь по коридору в комнату. Я молча иду за тобой.
Ты останавливаешься около окна и поворачиваешься, смотришь в пол. На тебе лишь джинсы, волосы мокрые, на коже капельки воды. Наконец-то ты без своей косметики.
Я могу тебя поцеловать, и под моими губами не окажется мерзкий тональный крем. Я буду касаться пальмами твоих век – и на них не останется следов от твоих теней. Я прижмусь к тебе щекой, и меня будут щекотать твои мягкие длинные ресницы без туши. Я …я… Ты прикуриваешь сигарету и отдаёшь её мне, закуриваешь ещё одну. Если ты у меня что-то спросишь, то я не смогу ответить, я сейчас могу лишь прохрипеть что-нибудь. Наверное, ты тоже не можешь говорить, поэтому тоже молчишь. Резко отворачиваюсь, беру со стола стакан. Пью. Что это? Виски-кола.
Ты тоже нервничаешь? Я таких выпил уже две у себя в номере.
Тушим сигареты почти одновременно.
Глаза в глаза. Ты медленно идёшь ко мне. Сердце выпрыгивает из груди – это выражение уже не кажется таким абстрактным. Мне кажется, что я вижу, как бьётся твоё сердечко. Твои пальцы нервно подрагивают. Не отрывая взгляда, ты подходишь к стене и выключаешь верхний свет. Остался лишь маленький ночник.
Ты подходишь ближе. Твои зрачки расширяются. Утонуть в глазах – вполне реально. Захлебнуться счастьем, задохнуться от любви.
Ты ещё до меня не докоснулся, но я уже весь горю. Ты медленно стягиваешь с меня футболку.
Делаешь маленький шажок ко мне.
Твои руки на моей шее… Я закрываю глаза, судорожно прижимаю тебя за талию к себе. От тебя пахнет чем-то безумно приятным, родным. Прижимаюсь к твоей щеке. Втягиваю воздух. От одного запаха мне хочется раствориться.
Твои руки умело расстёгивают мой ремень, потом свой. Мы оба без нижнего белья… Лёгкая усмешка одновременно появляется на наших лицах. Мы думаем одинаково. Неужели ты думаешь сейчас о том же, о чём и я? Лёгкий румянец на твоих щеках.
Ты смотришь мне в глаза, облизываешь губы. Больше сдерживаться нет сил.
Я толкаю тебя в сторону кровати. Ты падаешь на спину. Боже, если бы ты знал, как это выглядит, Билли! Тогда бы ты сам меня толкал, только чтобы увидеть этот момент. Нет ничего более возбуждающего, поверь мне.
Ты лежишь на кровати, ноги слегка раздвинуты. Залезаю на кровать на коленях и склоняюсь над тобой. Я медленно провожу рукой от твоей шеи к животу. Я вижу, что ты готов взорваться в любой момент. Я тоже. Но ещё рано.
Ты переворачиваешься на живот. Я сажусь сверху, глажу тебя по спине. Ты вигибаешь спину. Никто не знает, Билли, каких мне усилий стоит сдерживаться. Единственная мысль – проникнуть в тебя пальцами, а потом войти самому и… нет, нельзя. Ты ещё к этому не готов, мой сладенький братишка. Ты стонешь моё имя. Раньше ты так не делал. В изумлении останавливаюсь. Вы разворачиваешься ко мне лицом. Обхватываешь своей нежной ручкой мой член, твои глаза горят. Я не могу пошевелиться. Ты медленно начинаешь двигать рукой. Сразу очевидно насколько мы похожи, ты двигаешь рукой именно так, как мне нравится. Только твоя рука нежнее моей… Мы сидим друг напротив друга, я – немного откинувшись назад. Ты опять облизываешь губы…наклоняешься.
Я зажмуриваюсь и крепче сжимаю рот. Пытаюсь сдержать руки, чтобы они не отвлекали тебя. Наклонившись, ты медлишь пару секунд, я чувствую твоё дыхание. Мягко прикасаешься губами к головке… Я стараюсь быть неподвижным, чтобы не спугнуть тебя. Ты продвигаешься дальше. Тут я не выдерживаю, и из моих губ вырывается стон. Ты вздрагиваешь, поднимаешь голову. Твои глаза говорят, что на сегодня это всё. Разворачиваюсь к тебе спиной. Прислоняясь к тебе. Мы оба сидим поперёк кровати, свесив ноги каждый на свою сторону, опираясь спинами друг на друга.
Кладу руку на свой член и медленно начинаю водить ей вверх и вниз. Ты делаешь так же… Сдержанные стоны. Наши движения становятся быстрее. Я чувствую как дёргается твоя спина. Ты запрокидываешь голову мне на плечо. Ты дышишь мне прямо в ухо. Ты уже не понимаешь, что происходит. Локтём случайно толкаешь меня – ты даже не заметил. Я ускоряюсь. Твоё нежное сопенье мне на ухо действует на меня оглушающее. В голове туман….
Мы дышим в такт. Наши движения в одном ритме. Последний рывок. Я не могу понять, где твой стон, а где мой. Твоя спина трясётся. Или это я трясусь?... Отвожу руку в сторону, чтобы вытереть её о простыню и натыкаюсь на твою руку. Ты цепляешься за меня пальцами, берёшь меня за руку. Твоя ладошка вся покрыта спермой, твоей и теперь моей. Медленно отнимаешь руку. Я знаю, что ты сейчас проводишь языком по своей ладошке. Я знаю, потому что я делаю то же самое.
Молча сидим. Сколько не знаю.
Медленно встаю, иду к окну. Твоя сигарета ещё тлеет в пепельнице. Сколько же времени прошло? Несколько минут показались мне эрой. Мне казалось, что взорвалось солнце, что появились новые планеты. Прошло лишь несколько минут.
Одевшись, подхожу к тебе. Ты лежишь на кровати. В глазах испуг и радость.
Ты боишься того, что сегодня сделал. С каждым шагом мы всё ближе и ты это знаешь. ТЫ сам хочешь этого.
Месяц уже. Начиная со случайного поцелуя и вот где мы… Где мы будем через неделю, братишка?
Ты лежишь и улыбаешься мне, ты знаешь, о чём я думаю. Ты отворачиваешься к стене и выключаешь ночник. Пора спать. Завтра тяжёлый день. День – это всего лишь ожидание ночи. И я готов пережить что угодно, лишь бы на следующий вечер в 11 часов всё повторилось. Тихо прикрываю за собой дверь.
Я люблю тебя, Билли.

Конец

Любите Сушку. Она такая одна. Вайпер на мыло. Токи рулят. Не забудьте позвонить родителям. Актимель и Рэд Булл спасут Бильку. Ку-ку.....Тря-ля-ля...Я-королева...

Кровь. Призрачно-розовая кровь солнца льется через тонкие занавески, мягкими румянами украсив твое лицо, подарив ему нежной природной краски. Я так люблю смотреть на тебя, такого беззащитного, спящего так чутко, что любой шум может разбудить тебя. Ты так далеко и одновременно так близко. Между нашими кроватями расстояние шириной в окно, но, если ты протянешь ко мне руку, то я легко смогу коснуться ее своей. Твои ресницы легонько подрагивают - ты просыпаешься. Еще несколько минут позволено мне любоваться твоим сном. Потом волшебное очарование рассвета падет, а комнату затопит новый свет, для меня еще более яркий, чем солнце. Сияние твоих янтарно-карих глаз. Ты просыпаешься, тянешься всем телом, как стройная черная кошечка. Поворачиваешься ко мне и улыбаешься так бесконечно нежно, что по моему телу расходится приятное тепло.
-Доброе утро, Том! - хрипловатый голос... Твой.
-Доброе утро, Билли! - такой же голос... Мой. Я протягиваю тебе руку, и ты касаешься ее мягкими подушечками пальцев. Электрический разряд проходит через мое тело и ударяет в сердце, заставляя его биться быстрее. Я поглаживаю твою раскрытую ладошку, и ты прикрываешь глаза опахалом густых ресничек. Я боюсь двинуться, чтобы не разрушить хрупкое великолепие невинной ласки.
-Иди сюда, я расскажу тебе, что мне снилось - я нехотя отпускаю твою руку и послушно встаю с кровати. Два шага - целый мир, огромная вселенная, глубокая пропасть...
Раз...
Два...
Ты двигаешься, освобождая место для меня на кровати, согретой твоим теплом. Ты откидываешь одеяло и теперь лежишь передо мной, обнаженный по пояс. Прикрываешь глаза, словно вновь погружаешься в сон.
- Знаешь, мне приснилось, что...
Я не слушаю. Не могу слушать, пока ты так лежишь передо мной. Я провожу пальцем по твоей груди, медленно, легонько нажимая, спускаясь от яремной впадинки вниз, чуть задеваю соски... А ты все рассказываешь и рассказываешь... Твои глаза все еще прикрыты занавесом подрагивающих ресниц, но даже сквозь них льется янтарный свет.
-Том! Ты меня не слушаешь! - молча киваю, сжимая пальцами твои соски. Тихий всхлип... ЧЕРТ!!! Черт возьми, что же ты делаешь со мной?! Почему заставляешь меня испытывать к тебе отнюдь не братские чувства? Провожу руками по твоей груди, животу, постепенно стягивая с тебя одеяло.
-Томми... Ты меня сбиваешь...
Опять киваю... Я не могу ответить тебе, слова липким комком застревают в горле. Потому что солнечный свет следует за моими руками, поглаживая твое тело, заставляя светлый пушок на твоей коже поблескивать, придавая тебе по-детски волшебный вид. В голове крутится столько эпитетов для тебя, столько красивых слов. Но я никогда не скажу тебе их. Потому что просто не смогу. Да и пусть будет так, ведь, романтик - это ты. А я - человек действий.
Наклоняюсь, провожу губами по шейке. Слышу, как стучит твое сердце, нет, как стучат наши сердца, в одном ритме, быстро-быстро. Боже... Как ты еще можешь что-то говорить? Обвожу языком вокруг твоего соска, легонько сжимаю его зубами. Ты едва слышно стонешь. Как жаль, что нас могут услышать... Я бы так хотел, чтобы ты закричал. Я слышал это однажды, когда мы были дома совсем одни.
schrei... Schrei... SCHREI... _S_C_H_R_E_I_
Но теперь ты стонешь тихо, что бы никто ни узнал о том, что происходит сейчас. Им незачем знать о том, что между нами не просто любовь, а яркая, всепоглощающая страсть, накрывающая душной волной. Прикусываешь губку. Твои дрожащие ресницы, пунцовый румянец на щеках, шумное дыхание - слишком откровенно, даже для меня. Каждый раз, когда я вижу тебя таким, меня бросает в дрожь. Ты, как никто, умеешь себя предлагать, призыв читается в каждом жесте, каждом едва слышном всхлипе. Ты чуть приподнимаешься, позволяя мне снять с тебя последнюю тряпочку, прикрывающую твое тонкое тело. И длинные ножки медленно расходятся в стороны, так открыто соблазняя, приглашая познать сладкую муку твоего тепла.
И я спускаюсь влажными поцелуями от коричневатых пятнышек сосков по животу, и ниже. И, как только мои губы обхватывают твою плоть, ты резко выдыхаешь, как будто, перед погружением. Я ласкаю тебя губами и языком, а ты тихонько постанываешь, прикусив пальчик, чтобы не закричать. О, я знаю, как тебе сейчас этого хочется. Но, нельзя. Я отрываюсь тебя, но лишь на мгновение, чтобы вдохнуть перед тем, как коснуться твоих вспухших, пунцовых губ. Ты приподнимаешься и обхватываешь меня ногами, уже почти умоляя взять тебя. И я не могу сдержаться, потому как, дальнейшее ожидание слишком мучительно и болезненно. Минуту на подготовку и я вхожу в тебя. Медленно, осторожно... Однажды, я не смог сдержаться и порвал тебя. С тех пор я очень аккуратен и нежен.
Долгие, сладкие движения узких бедер навстречу друг другу. Я вижу в твоих глазах страсть, твою и отражение моей. Я слышу, как с твоих губ слетают мои стоны, руки рвут простынь. Твои руки? Мои?
Ты - отражение меня, а я тебя. Неправильное отражение, пастельно-романтичное и, одновременно кричаще-пошлое. Манящее и отвратительное. Такое целомудренно-правильное и ужасающе-извращенное движение влажных тел. Неправильное, запретное чувство, в тумане которого мы обитаем вот уже несколько лет. Но ведь, публика любит подобные извращения, не так ли, братишка?
В тебе я вижу себя. Разве может быть правильным - заниматься сексом с собой? Может, потому что любые чувства правильны по своей сути. А любовь - самое истинное из них.
И я люблю тебя.
-Я тоже люблю тебя, Томми...
Еще несколько движений и твое хрупкое тельце подбрасывает электрическим разрядом неразбавленного наслаждения. В это самое мгновение, я изливаюсь в тебя. Это так приятно, чувствовать двойной оргазм. Ведь мы - близнецы, две половинки единого целого, которые нашли самый приятный способ соединиться.
Я лежу рядом с тобой, прижимаясь к нежному плечику, а ты играешь с моими дредами. Скоро нужно будет собираться на фотосессию, но, пока, у нас есть немного времени, чтобы просто побыть вдвоем. Розовый свет восходящего солнца сменился на золотистый, оставив о себе напоминание в виде нежного румянца на твоих щечках. Ты целуешь меня и шепчешь на ухо
- А ведь я так и не рассказал тебе, что мне сегодня снилось...

Конец

Любите Сушку. Она такая одна. Вайпер на мыло. Токи рулят. Не забудьте позвонить родителям. Актимель и Рэд Булл спасут Бильку. Ку-ку.....Тря-ля-ля...Я-королева...

...Если идти по дороге из света фонарей, можно придти на небо. Просто нельзя бояться. Нужно идти и не оглядываться. Там, на луне живет человек, что зажигает звезды по ночам. Его так и зовут Человек-На-Луне. Никто никогда не видел, как именно он заставляет звезды светиться, но говорят, он дотрагивается до них своими тонкими белыми пальцами, и они загораются. А он раскачивается на лунном рожке и смотрит, как зведзы освещают путь одиноким людям. А по утрам, он так же касается звезд, и они потухают, чтобы не мешать солнцу. А Человек-На-Луне в это время, освещает небо с другой стороны Земли... Билл, ты слышишь меня?
-Слышу... А как он выглядит?
-Я не знаю... Наверное, он очень красивый... Как звезды. У него длинные серебристые волосы... Иногда, они касаются земли, и получается лунная дорожка... А еще, я читал, что он высокий и тонкий... И очень гибкий. Ведь, нельзя зажигать звезды, сидя на одном месте...
-А глаза?
- Глаза... Наверное, они светлые... Светло-серые... И бледная кожа, светящаяся в темноте... И голос тихий-тихий... Я думаю, он...
-Том, мне холодно...
-Закрыть окно?
-Нет...
-Иди ко мне...
Тонкая тень мелькнула в лунном свете, заливающем комнату. Тихий шорох одеял был почти не слышен в весеннем шуме ветра за окном.
-Теперь теплее?
-Да...
-Тогда, почему ты дрожишь?
-Возьми меня за руку, Том... И расскажи мне еще что-нибудь... Мне страшно...
-Почему? Хотя... Я знаю... Не говори... Еще... Знаешь, иногда, Человек-На-Луне сбрасывает отгоревшие свое звезды на землю, чтобы люди ловили их и загадывали желания. Говорят, такие звезды, словно маленькие искорки, очень-очень горячие. Но, если ты выдержишь и не выпустишь ее с ладони, то будешь счастлив, и желание обязательно исполнится. Билли... Ты плачешь?
-Нет. НЕТ! Я не плачу... Это просто...
-Ничего... От этого становится легче...
-Обними меня, Том... Мне так плохо... Так больно. И не молчи, пожалуйста... На меня давит тишина.
-Только... Билл... прости меня....
Судорожный вздох и почти вырвавшийся крик, заглушаемый нежным, сладким поцелуем. Всего лишь легкое соприкосновение горячих губ.
-Зачем... Том?
-Я думал... Тебя это согреет... Прости меня... Прости...
-Нет... Молчи... Не проси прощения. Пожалуйста... Просто, прижмись крепче... Я хочу чувствовать тебя... Так теплее...
-Спи, Билли... Завтра будет солнечно... Завтра все будет хорошо... И никто не посмеет больше обидеть тебя...
-Правда?
-Клянусь, я убью любого, кто посмеет!
-Я люблю тебя, Том...
-Я тоже... люблю тебя, Билли... Спи... Все будет хорошо...
Тишина мягким покрывалом укутала два тонких силуэта, крепко сжимающих друг друга в объятиях. А где-то на небе, сидел Человек-На-Луне. Он раскачивался на полумесяце, улыбался и сыпал с неба мелкими искорками сияющих звезд.

Конец

Любите Сушку. Она такая одна. Вайпер на мыло. Токи рулят. Не забудьте позвонить родителям. Актимель и Рэд Булл спасут Бильку. Ку-ку.....Тря-ля-ля...Я-королева...

Шестнадцатилетние юноши очень хороши в своей невинно-детской привлекательности, особенно если уметь правильно обращаться с ними. Сначала осторожно, на грани нежности приручать их, заставить доверять тебе. Потом, взяв за руку отвести к себе и все так же аккуратно снимать с него одежду, которую он так легко и покорно будет оставлять в твоих руках. Теперь, когда тонкое, стройное тело осталось без защиты вороха тряпок и украшений, с ним можно сделать что угодно. И ты, с жестокой улыбкой начинаешь его бить, с силой, со звериной яростью. Он по началу не понимает, за что ты его сейчас наказываешь, хотя минуту назад был нежен, почему все происходит именно так, ведь он доверился тебе, почти полюбив. А ты грубо переворачиваешь его на живот и насилуешь, наслаждаясь его откровенной невинностью, бесстыдно-громкими криками, упиваясь его болью. Тебе нравится, как рвется под твоими ногтями его светлая кожа, как набухают кровью тонкие полоски. И хочется брать его сильнее, глубже, полностью раствориться в нем и... Хотя бы на мгновение забыться...
А чуть позже, можно полулежать не кровати и смотреть, как он, свернувшись в маленький комочек боли, жмется к твоим ногам. Сначала, он просто рыдает, пытаясь утереть соленые капли кулачками, потом, словно теряет голос. Просто смотрит в темноту перед собой, сквозь пелену скользящих слез и безмолвные губы шевелятся, произнося твое имя. Острое, как клинок. Не из-за этого ли у него на губах кровь? Может быть, он порезался о ледяную сталь? А может, просто ты разорвал их очередным страстным поцелуем?
Ты знаешь, что сейчас он еще не осознал полностью, что с ним произошло. Позже... Несколько часов спустя, в его глазах появится ненависть и капелька того холода, что ему подарил ты, когда в первый раз резко и грубо входил в него. На мгновение, тебе становится его жаль. Как и всех тех, кто побывал в твоей постели и ушел, нет, почти выполз, так же беззвучно плача от боли. Раны на теле имеют свойство затягиваться, но, ты насилуешь не только плоть, но еще и душу. Сколько их было, таких же разбитых, сломанных, напоминающих брошенных кукол, прежде красивых, потом затасканных? Пятьдесят? Сотня? Больше? Со скольких губ ты слизывал кровь? Сколько лет было последнему? Тому, кто плакал, сжавшись в комок, до этого черноволосого ребенка... Двадцать один? ...Светлые волосы, рассыпающиеся по подушке и сияющие призрачным светом голубые глаза... Они с тех пор стали темнее... А до него? Самому яркому из всех? Тому, что почти утопил тебя в абсенте своих глаз... Двадцать четыре? Двадцать пять? Какая разница... Теперь, он такой же взрослый и порочный, как и ты, и возможно, скоро даже сравняется с тобой по количеству любовников и любовниц. Иногда ты возвращаешься к ним, и они принимают тебя так, словно это не ты однажды разорвал их душу. Они ведут себя с тобой дружески сдержанно днем и страстно и горячо ночью. А потом, ты снова уходишь, так никогда и не узнав, как иногда тихо плачет по ночам юноша со светлыми волосами, или как вздрагивает во сне зеленоглазый.
Но, тебе все равно. Потому что, у тебя нет ни сердца, ни души... Они уже давно отданы, подарены, принесены в жертву тобой же... Сердце крепко сжато грубоватой рукой, затянутой в черную перчатку, а душа вмерзла в лед темно-голубых глаз. Пятнадцать лет... Срок за убийство, плавно перетекающий в пожизненный. Пятнадцать лет прошло с тех пор, как ты прочертил первую сетку царапин на его спине, заставил его душу медленно сгорать, до полного уничтожения. Тогда ты совершил ошибку, стоившую тебе собственной свободы. Ты отдал ему СВОЕ сердце, взамен на его мертвое, испепеленное. Лишь бы он остался с тобой. И он оставался. И его тело все так же послушно отзывалось на страстные ласки. Когда ты обижал его, больно было тебе, потому что в его груди билось твое сердце. И ты с улыбкой мазохиста ранил его все сильнее, пока у него не выработался иммунитет на твой яд. Тогда, вам обоим стало спокойнее. Его губы больше не кровили от острой стали твоего имени, и, ему больше не хотелось уводить взгляд, натыкаясь на лезвия твоих серебристых глаз. Тогда, ты просто стал вымещать свою злобу на других. Подобных ему, такому, каким он был пятнадцать лет назад...
И с каждым разом хотелось, чтобы нечаянная жертва была моложе... Чтобы, закрыв глаза, представить, что это Он... И ты представлял, забываясь в тумане своей мечты, а они... Просто подвернулись под руку. И яркий красавец с глазами цвета абсента, и светловолосый юноша, наивный и чистый, и тот, что лежит перед тобой, провалившись в тяжелый, болезненный сон. Шестнадцатилетний мальчик из какой-то новой молодежной группы, которого можно было бы принять за готичную неоформившуюся девочку-подростка. И множество других, не таких запоминающихся....
Ты откидываешься на подушки и блаженно закрываешь глаза. Сегодня было хорошо...
Завтра будет.
Лучше.

Конец

Любите Сушку. Она такая одна. Вайпер на мыло. Токи рулят. Не забудьте позвонить родителям. Актимель и Рэд Булл спасут Бильку. Ку-ку.....Тря-ля-ля...Я-королева...

- Темнеет уже…
Ничего не ответил, просто кивнул. Сидит на кровати и, не отрываясь, смотрит в стену. Глаза, опухшие и красные от слез, с губ срывается нечеткое, тяжелое дыхание.
- Они опять, да?
Еще раз кивнул, и устало закрыл глаза.
Том отошел от окна и встал на колени перед братом. Его опять обидели, опять над ним издевались… Тринадцатилетние подростки – невозможно жестокие люди. Том взял ладони Билла в свои и уткнулся в них лицом.
- Расскажи мне, что с тобой?
Билл вздохнул и покачал головой. Не скажет. Гордый. Том пересел на кровать, обнял брата за плечи и виновато заглянул ему в глаза. Он опять не успел защитить своего Билли от ублюдков-одноклассников. Каждый раз, они издевались над его братом, называли его грязными словами, иногда били. А тот терпеливо молчал и никогда не просил Тома помочь. «Сам разберусь»
Билл встал с кровати и отошел к окну, на ходу стягивая футболку.
- Что ты…
Черные джинсы сползли по длинным ногам, и тонкое тело Билла полностью обнажилось. На его груди, животе, бедрах багровели пятна синяков. Билл повернулся спиной, демонстрируя глубокие царапины на спине и ягодицах.
- Что с тобой случилось? – Том дернулся, порываясь встать, но Билл жестом остановил его, и сам подошел к кровати. Том посмотрел на впалый живот брата, оказавшийся прямо перед его лицом и, все тело заныло от жаркого, ядовитого возбуждения. Билл растянулся на кровати так, чтобы можно было вблизи увидеть каждый синяк, укус или засос.
- В этот раз, они просто изнасиловали меня, Том. Повернули спиной, нагнули и трахнули.
Том не мог поверить словам брата. А еще, он не понимал реакции своего тела на откровенную близость брата. Оно ныло и горело от возбуждения, собирающегося в пульсирующий комок внизу живота.
- А знаешь, что самое ужасное, Том? Мне понравилось! Я кричал от боли, потому что, они брали меня всухую. Но, я дважды кончил, Том. Мне понравилось, когда…
Том издал невнятный стон и согнулся, держась за живот. Он бы умолял брата замолчать, но, язык словно прирос к небу.
- Трое, Томми.… Их было трое. Двое держали меня, пока третий насиловал. Хотя, на втором, я уже не сопротивлялся. Мне было хорошо, когда один из них, вошел в меня полностью. Было больно, но хорошо! Мне понравилось, Том, понимаешь?! Понравилось!!
- Боже, Билл.…Замолчи! Замолчи…
Том хрипел, сжимаясь, все сильнее. Его сердце готово было вырваться из груди и лопнуть, разлетаясь на тысячу кусков. Возбуждение стало уже болезненным, прошивало насквозь тонкими, тупыми иглами. Он повернулся к брату и внимательно, словно сквозь туман, оглядел его тело. Белая кожа, в узорах синяков, маленькие розовые соски, засос возле торчащей бедренной косточки.
- Билл.… Зачем ты разделся?
- Я хочу, чтобы ты видел, что со мной сделали. Ты же хотел это знать?
Билл улыбнулся и прикрыл глаза. Влажный язычок пробежался по искусанным губкам, будто предлагая поцелуй.
- Билли… - прошептал Том – Я же твой брат. Почему ты это делаешь? Почему все так?
Билл приподнялся и провел рукой по бедру Тома, останавливаясь в промежности. Пальцы чуть сжались, заставляя Тома застонать.
- Вот почему я это делаю, братик.
Билл потянул за язычок молнии, освобождая напряженную плоть из плена джинсовой ткани. Том дернулся и отодвинулся от брата.
- Придурок!!! Что ты делаешь?!
- Том… Томми… Братик… - голос Билла обволакивал, лишал разума – Я просто покажу тебе…
Он обвил руками шею Тома и провел языком по мочке уха.
-Отпусти меня! Извращенец….
Билл прижался губами к губам брата, врываясь языком в его рот. Том сдался практически сразу. Он вплел пальцы в волосы Билла, сжимая темные прядки. Билл обхватил ладонью пульсирующую плоть брата, заставляя его задрожать. Но, Том был слишком возбужден, и пары резких движений хватило, чтобы горячая вязкая жидкость выплеснулась во влажную ладонь. Билл повалился на кровать, облизывая пальцы. Невидящий, пустой взгляд Тома блуждал по комнате, не останавливаясь.
-Зачем? – шептал он – Зачем?
- Иди ко мне, Томми
И Том послушно лег рядом с братом, отдавшись во власть его губ и рук. Он стянул с себя футболку и скинул на пол широкие джинсы. Два тонких, стройных тела тесно сплелись между собой, во влажном жаре новой волны юношеского возбуждения. Их руки хаотично ласкали горячие тела друг друга, языки сплетались в поцелуях, хриплые стоны сливались в один.
- Томми….
Билл повернулся на живот и приподнял бедра.
- Я не…
- Пожалуйста, Томми…
Том сел между раздвинутых ног брата и навалился на него сверху, водя членом между ягодиц.
- Томми…. Не тяни…
Том обхватил свою плоть ладонью, направляя движение. Билл застонал и прогнулся, ожидая проникновения. Том плавно качнул бедрами, пытаясь войти глубже, но, сопротивляющееся тело брата сжималось вокруг него плотным жаром. Он всхлипнул и спрятал лицо в темных волосах.
- Билли… Я не могу… Мне больно…
- Пожалуйста…
Билл поднял бедра и двинул ими навстречу бедрам брата.
- Больно, Билли…
Том обхватил брата за талию и дернул на себя, зашипев сквозь зубы. Его движения были медленными, неглубокими, но, уже менее болезненными. Билл тихонько постанывал, уткнувшись лицом в согнутые руки. Том провел влажной ладонью по груди брата, до затвердевших сосков. Билл вскрикнул и подался назад, прижимаясь к Тому всем телом. Жаркая боль сменилась влажным, ярким наслаждением.
- Я больше не могу, Билли…. Это слишком для меня… - Прохрипел Том
- Еще… немного…рукой….
Билл не успел договорить, срываясь на короткий стон от прикосновения горячей ладони брата к его напряженной плоти. Тонкие пальцы сжались, повторяя ритм движения узких бедер Тома. Билл стонал в полный голос, задыхаясь в ощущениях.
- Билли…я… - Том прижался к спине брата, утыкаясь лицом в тонкое плечо, заглушая последний протяжный стон. Билл накрыл руку Тома своей и быстрыми, резкими движениями довел себя до оргазма.

…. Они лежали, обнявшись, лениво целуясь, лаская светлую, влажную кожу друг друга.
- Билли.… Зачем мы это сделали?
Билл посмотрел в янтарно-карие глаза брата и улыбнулся.
- Разве ты не хотел этого?
Том смущенно прикрыл глаза.
-Хотел… Просто, наверное, это неправильно.
- Все хорошо, что приносит наслаждение, Томми.
- Я запомню это…
Билл, кончиками пальцев, сжал розовый сосок Тома и легонько потянул, наслаждаясь его тихим стоном.
- Значит, будем делать это чаще.

Конец

Любите Сушку. Она такая одна. Вайпер на мыло. Токи рулят. Не забудьте позвонить родителям. Актимель и Рэд Булл спасут Бильку. Ку-ку.....Тря-ля-ля...Я-королева...

Билл с трудом открыл глаза. Голова раскалывалась так, словно вчера он напился до потери пульса, вот только зачем он это сделал?
Вчера у них с Томом был день рождения. Им наконец исполнилось 18 лет, в честь чего они закатили грандиозную вечеринку с большим количеством народа. Хотя больше всего близнецы были рады видеть маму с отчимом, Андреаса и, конечно, Густава с Георгом. Остальные, как любил говорить Йост, всего лишь полезные люди.
Как ни странно, Билл помнил абсолютно все, вплоть до момента, когда к нему подошел Том с двумя бокалами шампанского и провозгласил тост:
- Давай выпьем за нас. За нашу свободу! – весело проговорил он и тут же поспешил добавить, делая глоток. - До дна.
Билл улыбнулся брату и с удовольствием выпил золотистое вино, прокатив по языку лопающиеся пузырьки.
А дальше…Дальше он открыл глаза в своем номере.
Билл потянулся, чувствуя приятную усталость во всем теле. Интересно, а чем же он вчера занимался, а главное с кем?
Черноволосый юноша встал с кровати и направился в душ. Зашел в ванную, бросил мимолетный взгляд в зеркало и уже сделал шаг в сторону душевой кабины, но тут же снова повернулся к своему отражению, в легком шоке разглядывая себя.
Многочисленные засосы по всей шее, груди, на животе, и даже, он опустил взгляд ниже, на бедрах.
- Какая страстная кошечка мне вчера попалась, - довольно хмыкнул повеселевший Каулитц. Даже головная боль поутихла. Кто-то вчера его безумно хотел, знать бы еще кто.
Приняв прохладный душ и окончательно проснувшись, Билл вернулся в комнату и быстро оделся, после чего не без удовольствия рассматривая себя в зеркале в полный рост и оценивая, как смотрится на нем подарок Тома. Его близнец презентовал ему, вопреки их традиции, черный кожаный пояс с пряжкой в виде волчьей головы. Зверь смотрел на мир карими, почти черными глазами, оскаленная в грозном рыке пасть и вставшая дыбом шерсть на загривке.
Протянув подарок, он сказал только:
- Он напоминает мне тебя.
Сам же Билл подарил брату телефон взамен того, что тот разбил. И прикола ради, ввел туда номера телефонов фанаток, что так часто совали им бумажки в руки во время раздачи автографов.
Билл посмотрел на часы и, решив, что в такую рань, а еще не было и десяти, Том естественно спал, брюнет спустился в ресторан выпить свою первую на сегодня чашку кофе.
Но к его удивлению Том был уже там. Он сидел за столиком около окна, задумчиво помешивая ложкой свой кофе. Сонный, с трудом державший глаза открытыми, но он словно светился изнутри.
- Доброе утро, - весело поздоровался Билл, направляясь к столу, где был сервирован завтрак. Налив себе желаемый напиток и положив на тарелку обожаемые вафли, он сел напротив Тома.
- Доброе, - хмыкнул старший, делая глоток уже остывшего кофе.
- Как прошла вечеринка? - спросил черноволосый.
- Это была самая лучшая вечеринка в моей жизни, - прикрыв глаза, вспоминая, пробормотал Том, - жаль только, она больше никогда не повторится, - еле слышно добавил он, - никогда.
Билл посмотрел на брата. И счастливый, и неожиданно грустный взгляд. Радость и еле видимая, затаенная печаль.
- Кто она? - спросил он.
- Она? - недоуменно переспросил Том, словно просыпаясь.
- Ну да. Та, с кем ты провел эту ночь, - усмехнулся брюнет, комически передразнивая счастливую гримасу Тома.
- Она… - с улыбкой протянул старший, - она самая лучшая. Безумно красивая. Ошеломляюще сексуальная.
- Да ты влюблен, - немного ехидно протянул Билл, чуть насмешливо поглядывая на брата, впервые видя такой взгляд, в общем-то, у циничного близнеца.
- Да, - согласился старший.
- Ну так если влюблен, то почему же не повторится? - не понимая, спросил Билл, его старший брат никогда не останавливался, если чего-то хотел.
Том лишь неопределенно пожал плечами и начал вычерчивать круги пальцем на белоснежной скатерти.
Билл, следя за движениями пальцев, вдруг увидел полутемный номер и себя, прикованного наручниками к спинке кровати. И кого-то, кто, сидя на краю кровати, ласкал его бедро кончиками пальцев, медленно, словно несмело, спускаясь к внутренней стороне.
Билл помотал головой, пытаясь вытряхнуть видение из головы, чувствуя, как теплая волна затопила низ живота. Том с интересом глянул на брата.
- Ты чего?
- Ничего, - отстраненно ответил младший, внимательно рассматривая свои запястья. Присмотревшись, он увидел лишь еле заметные красноватые следы раздражения. Странно…
- А как ты провел вечеринку? А то ты умотал с нее очень рано, - с любопытством спросил старший.
- Замечательно… лучше всех, - бормотал Билл, все еще не до конца понимая, что же он только что увидел у себя в голове, сон или же это все-таки воспоминания о вчерашней ночи? И встав из-за стола, очень быстро покинул ресторан.
Том удивленно посмотрел в след брату и, грустно вздохнув, встал за следующей порцией кофе.

* * *

Понятно, что после вчерашнего бурного веселья этот день у них выдался свободным.
Густав и Георг ушли побродить по городу, Том тоже куда-то делся, а Билл остался в отеле. Сложно гулять где-то, когда воспоминания, словно вспышки фотоаппаратов, ослепляли.
Горячий язык скользит по его позвонкам, а сам он лежит на животе, уткнувшись носом в подушку… легкое дуновение дыхания по влажной дорожке на коже, заставляет выгибаться от болезненного удовольствия…
Нежные… ласковые прикосновения губ к щиколотке…
Кончик языка скользнул по ступне…
Поцелуи для каждого пальца на ноге…
Нестерпимо хорошо…
Невыносимо сладко…
Жаркий глубокий поцелуй…
Нежное касание ладоней по всему телу…
Сильные страстные укусы…
Легкое скольжение языка по шее…
Билл просидел в номере почти весь день.
Моменты ночи один за другим вставали перед глазами… но он никак не мог понять, кто же был рядом с ним тогда, когда его окутывало невероятное наслаждение.
И тут словно вспышка молнии… знакомый, очень знакомый контур губ… пирсинг в нижней губе.
В шоке от собственной догадки-воспоминани­я, Билл медленно поднялся, вышел из номера, прошел несколько шагов по коридору, и вошел без стука в номер брата, не задумавшись, что того там может и не быть. Закрыл дверь на замок и замер, внимательно рассматривая комнату.
Том лежал на полу, закинув руки за голову, и покачивал головой в такт музыке, что орала в наушниках айпода. Билла он пока не заметил.
Младший, не раздумывая, сел верхом на его бедра и обеими руками прижал ладони Тома к полу.
Старший не успел ничего сделать, как оказался придавленный телом близнеца. Он молча попытался вырваться, на лице на мгновение отразился страх, но тут же гитарист надел безразличную маску и вопросительно выгнул бровь, кривя губы в саркастической ухмылке.
Младший внимательно рассматривал брата, тот ответил ему спокойным взглядом.
Но тут Билл, с некоторым удивлением отметил, что Том возбудился. Он очень хорошо это почувствовал попой. Еще одно подтверждение догадки.
- Ты ничего не хочешь мне рассказать? - постарался спокойно спросить Билл. Безразличная маска никуда не делась, но Билл впервые в жизни увидел, как стираются краски с лица, как пустеет взгляд.
- Нет, - ответил Том, отворачиваясь от брата, прекрасно понимая, что тело его уже предало.
- Хорошо. Я спрошу по-другому. Не расскажешь, по какой такой причине ты, черт возьми, трахнул своего брата-близнеца? - не выдержал младший и проорал последние слова прямо в ухо Тома.
Тот лишь посмотрел на Билла.
- Технически я тебя не трахал, - с насмешкой ответил старший.
- Что? - недоуменно бросил Билл.
- Это ты меня трахал, хоть я и был сверху, - с тусклой улыбкой сказал Том, чуть прикрыв глаза, словно снова видел Билла под собой.
- Причина? - еле справился со смущением Билл, чувствуя, что слова брата вызвали довольно заманчивую картинку перед глазами.
- Ты не захочешь этого знать, - уверенно проговорил Том, твердо глянув на близнеца.
- Блядь, Каулитц, это мне решать! - возмущенно крикнул Билл, сильнее сжимая запястья Тома. Гитарист был сильнее своего брата, но раз уж его настигла эта кара, он должен принять ее лицом к лицу.
- Я люблю тебя, Билл, - тихо сказал Том.
От неожиданности слов и мягкости голоса Билл сразу же на автомате ответил:
- Я тоже люблю тебя.
Том горько улыбнулся:
- Вряд ли твоя любовь включает в себя желание заняться со мной сексом и отрубиться после десятого подряд оргазма.
Младший на миг отключился, представив эту картину, а Том тем временем продолжил:
- Ты не должен был ничего помнить.
- Что??? - тут же вернулся в реальность брюнет, - значит, я должен был проснуться весь в засосах и ничего не помнить?
- Да. Я бы рассказал тебе сказку про шикарную цыпочку, что выскользнула из твоего номера под утро. И все было бы хорошо, - Том улыбнулся, рассматривая рассерженного и взъерошенного близнеца, который нависал над ним.
- Том... почему? - неожиданно жалким голосом спросил Билл.
Старший нежно посмотрел на него, уже немного сожалея, что поддался своим чувствам, но и он ни за что бы не отказался от этой ночи. Никогда.
- Это был подарок мне от самого себя. Я все продумал. Ты бы помнил страстный секс с красоткой, пусть и воображаемой, а у меня была бы эта ночь. Но я ошибся с дозой.
- Том, ты, перетрахавший пол-Европы, говоришь мне… - все еще недоверчиво и зло проговорил Билл, слова о дозе он пропустил мимо ушей, его брат не способен был причинить ему вред.
- Да, я, перетрахавший, говорю, что безумно тебя люблю. Я надеялся, что после этой ночи мое безумие хоть немного меня отпустит… но стало еще хуже, - он улыбнулся, пуская в свои глаза малую часть той бури, что бушевала у него внутри.
Билл задохнулся от пожара, в неожиданно посветлевших глазах брата янтарь плавился от жажды, любви, нежности и неистовой страсти. Он медленно отпустил руки близнеца и поднялся на ноги
Старший так и остался лежать на полу, безучастно рассматривая потолок, апатично думая, что это всё. Конец. Поэтому не сразу заметил протянутую руку.
-Что? - Том перевел взгляд с руки на лицо близнеца.
- Пойдем, - с еле заметной улыбкой сказал Билл.
- Куда?
- Лечить твое безумие, - он улыбнулся уже открытой соблазняющей улыбкой и добавил, - а если не получится, то будем безумствовать вместе.
Том одним быстрым движением встал с пола и вцепился в тонкую руку брата, словно боясь, что все это ему только снится, всего лишь наваждение больного разума.
Брюнет притянул его в свои объятия и, жарко дыша ему в ухо, проговорил:
- А то нечестно получается. Ты все помнишь, а я лишь кусочки. Надо повторить, - он нежно коснулся губами кожи за ухом, - и не один раз, чтобы запомнилось хорошо.
И последними внятными словами, произнесенными в номере этим вечером, были:
- Тооом… а где ты прячешь те наручники?

Конец

Любите Сушку. Она такая одна. Вайпер на мыло. Токи рулят. Не забудьте позвонить родителям. Актимель и Рэд Булл спасут Бильку. Ку-ку.....Тря-ля-ля...Я-королева...

Фотосессия. Я чувствую, как ослепительно яркие огни множества ламп скользят по моему телу. По просторной чёрной футболке, путаясь в её складках, лёгкими бликами по козырьку чёрной же кепки, чуть сдвинутой на бок, как я люблю. Блестящими переливами по обнажённым рукам, делая кожу смуглой, пробегают по шее, выхватывая лучами каждую родинку...
Всё в лучшем виде. Всё для меня. А как же иначе? По другому просто и быть не может... Я ведь идеал. На меня молятся тысячи девушек, засыпающих с моим портретом под подушкой. Стоит мне сказать слово- они в огонь бросятся. Ради меня... Потому что я лучший. Лучший во всём, и хотел бы я найти того, кто с этим поспорит.
Самовлюблённый? Да. И не вижу в этом ничего плохого. Совершенство, почему бы не восхищаться им, даже если это я собственной персоной. Ха, самое смешное, что никто не догадывается о моих мыслях. Ведь это Билли у нас капризный, эгоистичный красавчик, так? Я- юный гангста, носящий XXL одежду, как символ свободы. Но в реальной жизни всё наоборот. Тайком я любуюсь собой, потому что знаю, что выгляжу превосходно. Я получаю удовольствие, часами рассматривая себя в зеркале, и мне это не кажется странным. Да.
- Том, повернись чуть чуть влево! Вооот так, хорошо... Просто чудесно!- приговаривает фотограф, настраивая камеру. Послушно оборачиваюсь, жмурясь от яркого света. Да, снимайте меня, я должен всегда выглядеть на все 200... Снимайте, я должен чувствовать на себе взгляды, полные обожания, сделайте всё ещё лучше, что бы эти малолетние фанатки кончали, глядя на мою фотографию... Я должен чувствовать их поклонение мне... Да!
Руки скрещены на груди, ноги в мешковатых джинсах расставлены. Взмах головой, заставляя дреды, отсвечивающие золотом, рассыпаться по плечам. Мерные щелчки затвора фотокамеры, ослепляющие вспышки... Сейчас моё время, я так люблю, когда меня снимают последним, можно растянуть это удовольствие подольше.
На небольшом помосте, где я стою, очень жарко от всех этих ламп и от не менее жарких взглядов, а на меня сейчас смотрят многие... Две девушки- ассистентки даже рты раскрыли в немом благовении... А ничего, симпатичные, отмечаю мимоходом. Однако спать с ними не собираюсь. Я же Том Каулитц, зачем размениваться на мелочи? Мой взгляд падает на другого человека, и я мысленно улыбаюсь. Похоже, сегодня меня ожидает намного более сладкий десерт...
Билл. Его обжигающий взгляд, кажется, вот- вот расплавит стену за моей спиной. Глаза, почти чёрные от сильно расширеных зрачков, не отрывно глядят на меня, жадно скользя по всему телу. Что ж, смотри.... Тебе можно, ведь мы почти одинаковые. Почти...
- Голову вверх и на пол- оборота вправо!- командует фотограф. Резко поворачиваюсь, слегка запрокидываю голову, но продолжаю следить за братом. Ёрзает в кресле, закидывая одну ногу в дорогущих обтягивающих джинсах на другую, покачивая ей, одновременно выбивая дробь каблуком остроносого сапога второй. Острый язычок нервно скользит по губам, если очень прислушаться, можно, наверное, услышать тихий стук, с которым холодный металл пирсинга задевает ровный ряд белоснежных зубов. Ослепительная улыбка. Как и у меня.
Мне так нравиться наблюдать за ним, понимать, что Билл безумно хочет меня, хотя я не прилагал к этому ни малейших усилий. Просто видит- и тут же возбуждается. Это ещё раз доказывает то, что я совершенство, т.к. обычно получить хоть милостливый кивок от моего заносчивого( не меньше чем я) близнеца ой как сложно...
Принимая очередную указаную позу, на секунду встречаюсь с Биллом взглядом. Чуть прикусываю нижнюю губу и улыбаюсь ему. Краешками рта. Опускает ресницы и резко выдызает, сжимая в кулаке тяжёлую серебряную цепочку, висящую на шее. Как будто за него ощущаю, как холодные звенья впиваются в ладонь. Хочет... Потерпи, малыш, ещё немного- и я приласкаю тебя... Хотя, честно говоря, я бы мог ещё долго простоять тут, сгорая от его взгляда. От природы мне досталась терпеливость, на грани садизма. Я мыслю трезво и умею растягивать удовольствие, в отличии от Билла, который, отдаваясь страсти без остатка, требует всего и сразу. Мучить его так забавно... Смотреть, как погасают остатки разума во взгляде, когда там появляется мольба о продолжении. Потрясающее зрелище.
Но вот последний кадр и громкое оповещение об окончании съёмок. Спускаюсь с помоста, прощаюсь с Йостом- нашим продюсером, пробираясь через снующих туда- сюда по студии, как вспугнутые муравьи, людей. Захожу в свою гримёрку и вытираюсь полотенцем. Можно ехать обратно в отель, но я понимаю. что это ещё не конец. Ведь он придёт. Обязательно придёт. Иначе и быть не может.
Спустя минуту и впрямь раздаётся скрип двери, а затем тихий щелчок закрывающегося замка. Подавляю усмешку. Всё как я ожидал. Даже Билл не может устоять передо мной. Билл Каулитц, романтик, ищущий вечную любовь... Лишь я знаю, сколько девушек миновало порог его комнаты, впрочем, боюсь сбиться. Сколько раз он трахал этих доверчивых фанаток... Вот только ЕГО стонов я, лёжа буквально за стенкой, никогда не слышал. Девушек- да. Не его. А причина так проста... Билл не получает должного удовлетворения, потому что ни одна женщина не сможет дать ему то, чего он хочет на самом деле. Билл любит, когда имеют ЕГО! А точнее имею. Я и только я. Именно поэтому он сейчас здесь и я чувствую острые коготки, сжимающие мои плечи через ткань футболки и тяжёлое, хрипловатое дыхание на шее. Мой малыш.
Разворачиваюсь к нему лицом. Затуманеные глаза горят таким желанием, что я и сам начинаю возбуждаться... Очерчиваю пальцем твёрдую линию его подбородка и резко впиваюсь в сухие, горячие губы поцелуем.
Без промедления скольжу языком к нему в рот. Знаю, КАК он любит мою инциативу. Биллу нравиться покорность, конечно в ней опоределённо что- то есть, но это не для меня. Я не могу и не хочу никому подчиняться. А то, что брат любит быть в пассиве, мне лишь на руку.
Это так заводит- слушать хриплые стоны Билла, его рваное дыхание, когда я ласкаю его язык своим, когда несильно кусаю его губы. Целую в родинку на подбородке, одновременно сжимая руками его узкий сексуальный зад. Брат дрожит, но эта дрожь от похоти. Вжимается в меня бёдрами... чувствую его эрекцию и понимаю, что надолго Билла вряд ли хватит. А я не хочу, что бы он кончил сейчас, хочу поиграть с ним подольше... Не могу не полюбоваться этим безумным взглядом, полным страсти, когда я неожиданно отстраняюсь и опираюсь об стол позади себя. Чёлка почти закрывает глаза брата, но по ним всё равно видно, что Билл уже утратил чувство реальности, он сейчас не ощущает абсолютно ничего, кроме безудержного желания и сделает всё. Всё, что я попрошу.
Вновь придвигается, пытается поймать мои губы своими, но я ловко уворачиваюсь, чуть отклоняя голову. Нет, дорогой, сейчас мы играем по моим правилам. Ещё попытка. Не даю... Дразняще провожу языком по его верхней губе, отчего Билл вновь стонет. Тонкие пальцы с маникюром ещё сильней впиваются в мою футболку, а грудная клетка вздымается так, что, кажется, рёбра могут просто не выдержать.
Билл одаривает меня взглядом, подобным огненой плети и резко опускается на колени. Задирает мою футболку и осыпает живот пламенными поцелуями. Не отрываясь от дела быстро расстёгивает ремень моих джинсов, ширинку, и моментально спускает их до полу вместе с бельём. Как профессионально, братик.... Шустрый мальчик, быстро перенимает полезные вещи.
Спускается ещё ниже и я ощущаю тёплый влажный язык, скользящий по всей длине моего члена. Дует на головку, облизывает, точно пробуя на вкус и тут же заглатывает так глубоко, как только может, погружая в жаркую глубину своего рта.
Прикрываю глаза, чувствуя вспышку наслаждения. За время наших отношений Билл успел многому научиться и сейчас делает всё точно так, как я люблю.
Сбрасывает мешающие волосы с лица и подключает к делу руки, одной обхватывая основание, а другой лаская яички. Мягко проводит языком по венам, чуть покусывая и тут же зализывая эти места. Лёгкие поцелуи сводят с ума. Закусываю губу, наблюдая, как Билл старательно доводит меня до конца, до которого осталось совсем немного. Ни одного стона, лишь моё прерывистое дыхание сквозь плотно сжатые зубы. Не люблю показывать свои эмоции, даже если они есть. Я не обязан, ведь я идеал. Да. Если мне хорошо, это можно заметить и без этих глупых криков, что так часто вырываются из горла Билла, когда я имею его. Я не такой. Я совершенство. Мне всегда должно быть хорошо.
Вновь вбирает мой член глубоко в рот, совершая рнзкое движение рукой. Кончаю. Билл жадно собирает всю сперму губами, забирая последние отголоски моего наслаждения, облизываясь и сглатывая. Как он в это время развратно выглядит... Дотягиваюсь и глажу его по голове. Хорошая работа заслуживает поощрения, и вознагражу его. Но не здесь. Поэтому натягиваю на себя одежду, а Билл поднимается на ноги и смотрит на меня. Он всё ещё на взводе и мне это нравится. Подвигаюсь, чмокаю Билла в губы, отчего он нервно выдыхает мне в рот. Улыбаюсь и... направляюсь к двери.
- Тооооом?- раздаётся за спиной напряжённый( как и его хозяин) голос.
- Поехали в отель, уже поздно.- отвечаю я и покидаю гримёрку. Просто иду, не оборачиваясь, прекрасно знаю, что Билл побежит следом.
Он нагоняет меня в коридоре. Слышу торопливые шаги, громкий стук каблуков об пол, выложеный паркетом. В следующее мгновение Билл решительно берёт меня под руку, подстраиваясь под мой шаг. В воздухе витает сладковатый запах его парфюма.
- Сволочь...- резко произносит Билл.- Том, ты такая сволочь... Как я тебя ненавижу.
Вместо ответа хмыкаю, не придавая особого значения словам. Они вызваны лишь досадой, т.к. я- единственный человек в этом мире, который может управлять Би. Которому он подчиняется, прекрасно понимая, что со мной может послать свой безмерный эгоизм куда подальше. Потому что не пройдёт. Это раздражает его, но одновременно делает очень уязвимым.
Прислушиваюсь к тихому сопению брата. Он идёт очень быстро, понимая, что такое сильное возбуждение долго сдерживать невозможно. Недоволен? Ну конечно...
- Сегодня жду тебя у себя.- коротко бросаю я. Прижимается своим плечом к моему. Уже не злится. Я предложил ему слишком желанную вещь.
Но из гордости будет молчать. А мне и не надо слов. Итак знаю, что придёт.
Чуть сжимаю его руку в своей. Я знаю, на что он надеется. но никогда не выскажет вслух. Мечтает, что однажды придя ко мне, останется навсегда. Вот только я не строю таких глобальных планов. Билл как красивая игрушка, а если играешь слишком долго- игрушка обязательно надоедает. И ни этой ночью, ни утром ничего не изменится. Сегодня он будет стонать подо мной, умирая в сладких судорогах многочисленных оргазмов, а завтра всё будет как всегда. Ежедневный трах Билла с фанатками, безуспешные попытки получить хоть каплю того наслаждения, что даю ему я. И эти страстные взгляды на вечеринках, репетициях и фотосессиях, в ожидани очередного приглашения в мой номер. В ожидании очередной безумной ночи. А я... Я буду жить, как живу. Самые красивые девушки, самые дорогие клубы, люксы в отелях и конечно же мой брат- близнец- самый бесценный экспонат в моей коллекции Удовольствия. И мне не стыдно. Нет, ни капли. Ведь у меня всё должно быть самое лучшее. Потому что я- самый лучший. Я заслужил? Да. Конечно, заслужил.
Я- Совершенство...

Конец

Любите Сушку. Она такая одна. Вайпер на мыло. Токи рулят. Не забудьте позвонить родителям. Актимель и Рэд Булл спасут Бильку. Ку-ку.....Тря-ля-ля...Я-королева...

В этих тонких стенках - лёд, такой холодный и такой чужой. И в этих пальцах - рваные нити, почти истлевшие и мертвенно-серые. И в лице этом тёмном - только боль, что годами оставляла свои ровные отпечатки, медленно лаская кожу и растворяя соль. Только слёзы текут по щекам этим, чертя странной вязкой смесью чёрной туши и тоски себе дороги и оставляя навсегда неизгладимые дорожки. На мягкий, чуть клубящийся пар изо рта, как на огонь, летят снежинки, мягко мерцают и тлеют, не успев сгореть. И тусклый свет солнца пробивается к почерневшей земле сквозь застлавшие небо тяжёлые тучи цвета свинца.
Ровные легковесные полоски, мягким шёлком трепещущие в этом морозном воздухе, нервно касаются тонкой ледяной корки на твоих глазах. Оплетают твои ресницы, едва колышут их в прохладном ветре, чуть кусающем розоватые щёки. И тонкие губы слегка дрожат, словно шепчут мне вслед твоё последнее "Прости"…
Серые, чуть зеленоватые от соли мелкие барашки волн бегут по тёмной водной поверхности странной ровной вереницей оставленных за спиной воспоминаний. И пустынный летний пляж, покрытый сухой снежной крупой, устремляющийся белым полотном прямо в горизонт, и одинокая чёрная лодка, поднимающаяся и опускающаяся, как твоя грудь… И сильный ветер, от которого гнутся стволы деревьев и развеваются мои волосы, как будто от твоего дыхания… И ровная дорожка мелких чёрных следов на девственно-белом снеге. И рука, протянутая в холод. Всё дрожит…
Тихое снежное царство. Такое же хрупкое, как твой сон, такое же зыбкое, как замки из песка. Такое же светлое, как свет нашей звезды. И такое же одинокое…
Мёртвое снежное царство. Лишь рой волн - как рой пчёл над оставшимся в живых цветком в этих морозах. Лишь бесконечно-печальный утробный шум прибоя. Серое солнце, с каждым мгновением всё дальше и дальше уходящее за горизонт. И тяжёлая грусть, что остаётся на моей душе горьким вкусом слёз…
Длинные ногти с ободранным лаком. Тонкие пальцы, тянущиеся в ледяную пустоту. Резкие хлопки расстёгнутой куртки по груди. И приглушённые гудки далёкого порта… Здесь чужая земля. И чужая страна…
Я кладу ладони на покрытый жёстким снегом парапет, опускаю голову и закрываю глаза. Ветер треплет длинные волосы, то и дело пуская их по лицу. Так, как совсем недавно ещё делали твои губы. Холод медленно ползёт по коже. Там, где когда-то блуждали твои руки. По привычке облизываю губы и чувствую лишь солёный привкус. Тот, что до боли знаком.
Поднимаю голову к небу и, щурясь от сильного ветра, всматриваюсь в сплошной ряд серых облаков. Что они? Зачем они?
Звон тонкого хрусталя, до половины наполненного красным вином. Мерцающим, алеющим и пускающим рваные блики на белые стены. Две свечи, стоящие посередине пустого стола. Мягкое желтоватое пламя, едва дрожащее от слабого дуновения ветра из приоткрытого окна. Тускло блестящее в моих полных слёз глазах…
Холодный матовый свет серебра на крахмальной скатерти. Маленькая капля, медленно стекающая по стенке бокала и оставляющая розоватый след на ровной глади хлопка. Жёсткая спинка стула, слегка хрустнувшая в полной тишине. Дрогнувшая синяя занавеска и почти прозрачный тюль, метнувшийся вслед за ней. Маленькая тарелка с узкими тёмными разводами от шоколадного крема. И торт на серебряном подносе. Без одного куска…
Прозрачная капля, медленно ползущая по моей щеке. Жирные губы, с которых слизывает остатки крема язык. Мятая белая салфетка, скомканная в руке. Вилка, положенная зубцами на левый край белого фаянса с золотой каймой. Пустая чашка, на дне которой темнеет кофейная гуща.
Тонкая кожаная папка, лежащая на краю стола. Несколько крупных купюр, вложенных в неё. Скрип паркета под ногами. Приглушённый шорох шагов. Блестящие золотом пуговицы на жакете. Хромированная ручка двери. Яркие вспышки фар. Блестящий от дождя асфальт. Чёрные окна только что остановившегося лимузина.
Твоё лицо, с аккуратным вечерним макияжем. Неловко спрятанная за спину рука. Отражение золотой обёрточной бумаги в луже. Виновато опущенные вниз глаза. Слегка дрожащие приоткрытые губы. Лёгкий шелест листьев над головой. Улыбка на моих губах. Улыбка на твоих…
Пахнущий кожей салон. Твои прикрытые глаза и голова, лежащая на моём плече. Моя рука, мягко скользящая по твоему бедру. Шумный выдох мне в шею. Тепло…
Белые простыни на кровати. Шум воды в душе. Тишина. Звук мокрых ступней по паркету. Улыбка на твоих губах. Улыбка на моих…
Шуршание бумаги. Стук крышки об пол. Улыбка на моих губах. Улыбка на твоих…
Тёплый язык в моём рту. Прикрытые от удовольствия глаза. Улыбка на твоих губах. Улыбка на моих…

Конец

Любите Сушку. Она такая одна. Вайпер на мыло. Токи рулят. Не забудьте позвонить родителям. Актимель и Рэд Булл спасут Бильку. Ку-ку.....Тря-ля-ля...Я-королева...

Такой белый шёлк - до боли режет глаза. Такой холодный шёлк - до боли колет иголками кожу. Такой бесконечно ненавистный холодный белый шёлк - в память на каждую ночь...
Белая простынь - как безбрежное море снега. Как заиндевелая ледяная корка на изодранной в клочья душе. Как мелькающая в памяти колеблющаяся на ветру занавеска. И как парус далёкой океанской яхты, бьющийся на холодном влажном ветру. Яхты, исчезающей за далёким горизонтом. Яхты, исчезнувшей только что, чьим последним следом в памяти остался этот парус. Парус, на который смотрят печальные, чуть влажные глаза. Парус, чья белизна столь хрупка и тревожна в этом колышущемся морском воздухе...
Солёные брызги почти ледяной океанской воды мелкой влажной пудрой налипают на сухую, чуть серебрящуюся от мелкого прозрачного пушка кожу, разъедая глаза. Холодные камни молча угрюмо сереют под ногами. И лишь чистое голубое небо, с мягкими перьями летучих, почти незаметных облаков, тихо и небрежно мчащихся по нему, своим прозрачным свечением даёт надежду на забвение. На то, что когда-нибудь это всё станет далёким прошлым, как и белый парус, исчезающий вдали...
Белая шёлковая наволочка подушки резко окатывает щёку своим холодом, заставляя плотно зажмурить глаза. В память на каждую ночь - этот белый ледяной огонь, эта причиняющая адскую боль белая прохлада. Закрытые глаза не видят её, но она всё ещё стоит перед глазами. Она всё ещё здесь. Эту кристальную белизну почти ощущаешь, почти чувствуешь и слышишь. Слышишь оглушающее шуршание, слышишь, как она медленно намокает от текущих из твоих ореховых глаз слёз, как пропитывается ими, становясь чуть серой и чуть тёплой. Как тонкая струйка слюны прорывается сквозь плотно сомкнутые, чтобы не закричать, губы и ползёт по вжатому в неё острому подбородку. Как касается белого шёлка и исчезает на нём...
Белый шёлк скрипит на зубах. Плотный, ни с чем не сравнимый запах ночного крема твоего брата резко бьёт в нос, почти перекрывая доступ воздуха. Язык ощущает всю горечь его лака для волос, так и не смытого на ночь и навсегда оставшегося на этом снежно-белом шёлке. Рот полон слюны, уже насквозь пропитавшей кусок наволочки, зажатый тобой меж зубов в бесцельной попытке стерпеть ужасающую боль и не закричать, но проглотить её нет сил. Тонкие струйки прозрачных слёз чертят влажные дорожки по твоим щекам, прерывающиеся в белом шёлковом море. И лишь тончайшая, еле заметная красная дорожка тёплой, чуть солоноватой крови из уголка плотно сомкнутых губ хоть как-то раздробляет это белое безумие и чуть согревает, растапливая белый шёлковый снег...
Ладони заледенели от холодного воздуха, прорывающегося в тёмную комнату сквозь распахнутое окно. Рваная сильная боль в крепко стянутых узким кожаным ремнём запястьях не даёт погрузиться в спасительное забытье. Нежная кожа натёрта до ссадин от попыток освободить привязанные к спинке кровати руки. Лишь жжение от многих ран и боль от синяков. Раздетый, ты лежишь на холодной шёлковой простыне, уткнувшись лицом в подушку и плотно зажмурив глаза. Тонкие щиколотки сильно перетянуты ремнём, что Билл вытащил из твоих широких джинсов и снял с гитары, валяющейся в углу. Привязанные к стойкам кровати ноги широко разведены, стопы чуть провисают в наполненную холодом пустоту. Ты слышишь ветер за окном, чувствуешь, как он медленно проникает в пустую комнату, как бьётся на этом пронзительно-холодном ветру невесомый матово-белый тюль. Чувствуешь, как ветер нежно гладит твою тёплую нежную кожу, с каждым его прикосновением чуть розовеющую и успокаивающуюся. И почти засыпаешь. Почти...
В клубе было душно. Едкий запах табака и алкоголя, вспотевших разгорячённых тел кружил голову. Громкая музыка монотонно била по ушам. Брат куда-то исчез, и ты одиноко сидел на мягком диване. Полумрак и неяркие брызги света то и дело сменяли друг друга перед уставшими глазами. Плечо всё ещё ныло от тяжести гитары, ноги казались ватными после двухчасового концерта. Мозг постепенно отключался, а тело не слушалось. Лишь обрывки доносившихся будто издалека разговоров заставляли сознание держаться на плаву, не позволяя ему камнем рухнуть на дно.
Билл появился так же внезапно, как и исчез. Сел рядом, взял со стола бокал виски-колы, блеснувший холодным мраком в спёртом воздухе. Сделав несколько глотков, он вернул стеклянный цилиндр с полустёртой эмблемой клуба на стеклянную поверхность и мягко облизнул блестящие влажные губы...
Громкие шаги босых ног твоего брата по холодному деревянному полу сводят с ума, мгновенно пробуждая от спасительной полудрёмы. Ты слышишь, как они становятся всё громче, всё ярче и плотнее. Уже слышишь громкое учащённое дыхание Билла слева от себя. Ещё сильнее вжимаешься лицом в подушку, ещё плотнее смыкаешь веки на своих влажных глазах, пытаясь спрятаться, пытаясь уснуть...
Тонкие тёплые пальцы с чёрными гладкими ногтями внезапно прикасаются к твоей коже за ушами. В последний раз ты резко дёргаешься, пытаясь вырваться из пут, но затёкшее обессиленное тело уже не может сопротивляться. И тогда из твоих светло-ореховых глаз на подушку падают две одиноких слезы...
Ты наклоняешься и падаешь на огромное сидение лимузина. Билл садится рядом, вплотную придвинувшись к тебе. Быстро пробегает руками по карманам в поисках зажигалки и, не найдя её, вопросительно смотрит на тебя. Чуть вздохнув, ты протягиваешь ему блестящий светлый металл дрожащими пальцами. Он громко щёлкает крышкой, резко нажимает на кнопку, и голубоватое пламя вырывается на свободу. Оранжевый огонёк тускло мерцает в полутьме салона, а сладкий голубоватый дым, подхваченный свежим прохладным ветром, исчезает в узкой щели опущенного стекла...
Билл медленно скользит пальцами по тонкой шее, спускается на плечи, проводит по крепко связанным рукам. Так же медленно возвращается к затёкшим плечам, которые уже бьёт лёгкая судорога, и начинает их нежно массировать. Ты расслабляешься и молча соглашаешься терпеть до конца...
Ты входишь с номер, не включаешь свет и идёшь к кровати. Садишься на край, сбрасываешь кроссовки и падаешь на спину. Твой брат садится рядом, положив свою руку на твоё бедро. Ты лишь молча смотришь в потолок. Его ладонь начинает скользить по голубой ткани твоих джинсов, наталкивается на молнию и расстёгивает её. Кончики пальцев молнией проносятся по тёплому тонкому хлопку боксеров, совершают несколько кругов по лобку, сминая жесткие тёмные волосы, и касаются наливающегося члена. Дыхание сбивается, и ты еле слышно стонешь:
- Не надо, Билл... Я устал...
Острые белые зубы слегка прикусывают мочку твоего правого уха, рваное, почти звериное дыхание оглушает. Зубы продолжают скользить по шее, оставляя на коже бледно-розовые следы и влажную дорожку тёплой слюны. Перемещаются на позвоночник, снова смыкаются, оставляя след укуса прямо под серебряной цепочкой. Ты тихо всхлипываешь и неслышным шёпотом молишь тебя отпустить, получая в ответ лишь довольный смешок. Зубы сменяются выкрашенными чёрным лаком ногтями, резко вгрызающимися в кожу спины, оставляющими после себя восемь белёсых ямок, через несколько мгновений ставших ярко-алыми. Ногти медленно скользят вдоль позвоночника, всё ближе и ближе подбираясь к заметной цели. Тёплые пальцы мягко ложатся на ягодицы, чуть сминая их. Ты пытаешься свести плечи, чувствуя, как, высыхая, становится холодной от ветра слюна Билла. Снова закусываешь мокрый край наволочки, уже насквозь пропитанной твоими слезами. Большие пальцы в кольцах глубоко проникают между ягодиц, резко и грубо их раздвигая. Ты наконец проглатываешь так долго стоявший в горле комок и громко шмыгаешь носом. Открываешь глаза и видишь перед собой лишь посеревшую, сплошь во влажных пятнах, шёлковую белизну.
- Ты слишком часто устаёшь, братец, - надменно отвечает он, продолжая поглаживать твою напрягающуюся плоть.
Ты находишь в себе силы лишь повернуться на живот. Билл громко вздыхает и начинает раздевать тебя. Стягивает футболку, скользит тёплыми ладонями по чуть шершавой коже спины, снимает джинсы. Проводит носом по выступающим лопаткам, гладит кончиками пальцев по щекам, убирая с них мягкие тонкие прядки волос. Ты зарываешься головой в подушку, расслабляешь спину. Он целует тебя в лоб, проводит влажным кончиком языка за ухом. Его тёплое дыхание мягко ласкает нежную кожу. Глаза сами собой закрываются. Ты уже дремлешь, когда он молча встаёт с кровати и идёт в душ...
Что-то горячее резко входит в тебя, отчего мгновенно сбивается дыхание. Ты резко вздрагиваешь, пытаясь воспротивиться этому, но сухие ремни лишь ещё больше ранят кожу, обжигая её новой болью. Выгибаешься, насколько хватает сил, запрокидываешь голову назад и громко кричишь, срывая голос. Лишь тугие ремни резко скрипят в темноте. И лишь Билл тихо стонет, начиная движения в тебе. Медленные, плавные, неуверенные движения внутри тебя, разрывающие твои душу и тело на мелкие части. Ты уже не противишься им - лишь тихо лежишь. Ты смирился. А из глаз капают слёзы...
Движения Билла становятся быстрее и глубже, дыхание - чаще. Боль отступает, по телу медленно расползается лёгкая нега. Стоны уже не оглушают, расслабленные руки не болят. Лишь ритмичное скольжение твоего брата внутри тебя, уткнувшегося лицом в мокрую подушку. Закрывшего свои глаза влажные глаза. Глаза очередной его жертвы...
Горячая струя спермы Билла медленно разливалась в тебе. Острые ногти до крови изодрали твои плечи. Билл обессилено упал на твою тёплую спину и поцеловал в висок. А ты лишь почувствовал влажную от твоей собственной спермы простынь, к которой был прижат его телом...
Ты стоишь на пустом берегу и смотришь вслед исчезающему за горизонтом белому парусу, так похожему на шёлковую простынь, на которой ты был распят. Смотришь в бесконечную даль своими чуть подёрнутыми влагой, красноватыми после очередной бессонной ночи глазами цвета лесного ореха. Стоишь и смотришь, как исчезает в сероватой дымке последний след белого паруса прекрасной океанской яхты. И веришь, что когда-нибудь время сотрёт из твоей памяти и тот белый шёлк, что так грубо и жестоко был оставлен на бездонной глубине твоих тёмных зрачков...

Конец

Любите Сушку. Она такая одна. Вайпер на мыло. Токи рулят. Не забудьте позвонить родителям. Актимель и Рэд Булл спасут Бильку. Ку-ку.....Тря-ля-ля...Я-королева...

- Билл, а теперь сделай еще два шага назад и почувствуй, ЧТО ты поешь… Мне нужны твои эмоции! – Голос Карла, режиссера нашего нового клипа, звучал требовательно и жестко, в какой-то степени даже устало: сегодняшняя съемка уже всех утомила.
Билл понимающе кивнул и попытался сосредоточиться на словах…
Песня была о Страхе: Мерзком, Липком, всепоглощающем чувстве, связывающем нам руки, парализующем наши мысли….
О Страхе. И о борьбе с ним.
Борьбе, из которой обязательно нужно было выйти победителем.

Я сидел в кресле и наблюдал. Мне предстояла еще одна сцена, иначе я бы давно уже ушел, оставил бы Билла на съедение этому… гм… Творцу…
Я просто больше не мог смотреть на Брата, и дело было вовсе не в моем Плохом к нему отношении...
Отнюдь…
Просто я стал относиться к нему как-то странно… И меня это пугало.

Когда же это началось?
Даже и вспомнить не могу…
Катящийся с горы снежный ком вряд ли вспомнит, где именно он был еще простой снежинкой. Да и не до воспоминаний – он стремительно летит вниз, наслаждаясь скоростью и ветром, облепляя себя снегом, оставляя после себя четкий след…
Вот и я летел. Точнее сказать во Мне все летело. Все мои принципы и сложившиеся взгляды на жизнь разлетались к чертям от одного взгляда Билла. Я уже молчу о том, что делали со мной его случайные прикосновения…
Вот и сейчас: он все-таки понял, что от него требуется, и его Страху поверил даже я.
Взгляд темных глаз Билла был таким естественным, а движения его изящного тела столь убедительны, что мне еле удалось сдержать себя.
Мне захотелось вскочить с кресла, подбежать к этому напуганному и брошенному чуду и, крепко обняв его, спрятать его от Всех.
Он был бы только моим…. В Моих руках… Моим….
Черт!
О чем я думаю?!
Хорошо играешь, братец, раз вызываешь такие желания! Вот даже режиссеру понравилось! Интересно, у него были похожие мысли?
- Молодчина, Билли, ты наконец-то показал мне то, что я хотел увидеть! Оставайся на той же волне. – Карл даже улыбнулся. Впервые за целый день. – Том, вставай! Ты помнишь, что нужно делать или ты там уже спишь себе тихонько?
Да, конечно, с Вами ничего не забудешь! И уж точно не заснешь…
Ох, как я завидую Георгу с Густавом – они давно уже сидят внизу и пьют что-нибудь вкусное…

Я встал, взял в руки гитару и подошел к Биллу.
Почувствовав мое приближение, он повернулся и посмотрел…
На меня…
Одиноким и печальным взглядом…
Я даже замер…
Стоял и любовался им.

Как всегда по-девичьи накрашенные глаза, вот только взор абсолютно не женский: женщина пронзает взглядом по-другому, как-то тоньше, хитрее, неуловимее…
Билл же смотрит так, что зажмуриться хочется!
Слишком яркий, слишком горячий взгляд, даже, когда грустный…
Наверное, я псих.
- Чем быстрее начнем, тем быстрее закончим, Том, – Мягкий голос Билла заставил меня опомниться.
Так! Соберись Том, он прав! Хочется уже свалить отсюда!

Мы встали спиной к спине.
Оператор ездил с камерой по рельсам вокруг нас.
Наш страх окружал нас, мы были в самом его эпицентре…
(В каком состоянии этот Карл придумал такую бредятину?!)

У Билла все отлично получалось, но вот у меня...
Никакого страха я не ощущал!
Близость и тепло тела Билла сводили меня с ума…
Мои плечи соприкасались с его плечами, моя спина с его спиной…
Моя задница…. О, черт!.... с Его! Это было невыносимо!

Отбросить гитару в сторону, резко развернуться…
Схватить недоуменного брата и сжать его в объятиях…
Впиться ртом в его соблазнительные губы, властно раздвинуть их языком, обвить им его горячий язычок.
Подарить ему наслаждение, передать собственное желание, заставив ощутить томительное возбуждение.
Подарить…. и забрать все обратно!
Сжигая Билла своей страстью, сгореть вместе с ним!
Повалив его на пол, запустить руки под его рубашку, почувствовать нежную кожу…
Да нет! Просто разорвать ткань к черту, и чтобы пуговицы разлетелись в стороны! И прильнуть губами к его телу…
Расстегнуть его джинсы и обнажить крепкий член.
Провести языком по головке, услышать стон удовольствия из уст Любимого и дарить ему неземное удовольствие, наслаждаясь его сладостью….
А Они ПУСТЬ снимают!!!
Отличный получится клип…!
Про победу над страхом…
Я точно Псих!..

- Том! Что у тебя с лицом???!!!
- Карл, прости... Я не могу изображать то, чего не чувствую!

Не замечая ничего на своем пути, я выбежал из студии.
Но даже спиной я чувствовал недоуменный взгляд брата…
Сегодня я все-таки проиграл. Но это был всего лишь первый раунд….

Часть 2.

Легкий вечерний ветерок и холодная бутылка минералки в руке немного освежали мои чувства. Но все равно было жарко…Я горел. Горел от нахлынувшей страсти, от стыда за свои порочные мысли, от сожаления за нелепое поведение. А с другой стороны я был честен с самим собой, я действовал так, как чувствовал и я имел на это полное право!
Домой совершенно не хотелось идти, но и задерживаться на улице до утра тоже не прельщало.
Я присел на остановку.
Глотнул холодной воды. Полегчало…
Так странно: всего лишь вода, а так интересно действует – мысли как-то выстраиваются в нужном порядке, взгляд проясняется, дыхание становится ровнее. Наверное, вода - это и правда жизнь… Особенно когда все пылает…
Послышались шаги – кто-то ко мне приближался. Уверенной и легкой поступью.
Так хотелось, чтобы этот Кто-то оказался Биллом!
Чтобы подошел, сел рядом, заглянул в глаза и нежно спросил:
- Том, ты в порядке?...
А я бы…

- Эй, парень! Ты знаешь, что автобусы уже не ходят? – насмешливый голосок явно не принадлежал моему брату.
Девчонка! Приплыли…
Стоит передо мной, руки держит в карманах рваных джинсов, улыбается.
Собаку держит на поводке. Черную, большую и пушистую…
Рыжие короткие волосы, темно-синяя футболка с надписью «И тебя тоже!», озорной блеск зеленоватых глаз…
Да это же Анна! Мы вместе ходили на занятия по английскому лет пять назад! Замечательно общались, между прочим.
Ничего себе… она так изменилась!
- Том, ну чего молчишь? Не узнал???....
- С трудом! - улыбнулся я, - Зато Глэдис я узнал без проблем!
Анна рассмеялась и отпустила поводок.
Собака кинулась выражать мне свою радость. Я еле ее успокоил. Уж очень общительное животное, или это просто я ей так понравился?
- Ты тоже изменился, Том, но я сразу поняла, что это ты, – девушка села рядом со мной – Почему гуляешь один так поздно? Где Билл?
- Захотелось побыть одному… - я вздохнул, подумав о брате – Не смогу объяснить почему, но одиночество мне сейчас необходимо… А Билл, наверное, уже дома, правда мне пока туда не очень хочется…
- Тогда, наверное, мы не вовремя встретились? – в ее голосе чувствовалось сожаление.
- Вовремя! Еще как! При всем моем желании отделиться от окружающего мира, я все-таки понимаю, что это не лучший выход… В конце концов, я просто рад тебя увидеть! Ты теперь живешь здесь неподалеку?
- Ага. Минут пять идти пешком. – На губах милая улыбка, но глаза хитро сверкнули. – Может, прогуляемся до меня, раз уж ты домой не собираешься?
Ох, уж эти девушки… Сказать такую невинную фразу, но с таким серьезным подтекстом!
Добавила бы еще, что у тебя дома никого – я бы тогда вообще рассмеялся.
Не со зла.
От умиления.
- Пойдем, раз предлагаешь. – Не хотелось мне ее огорчать, хотя бы из-за нашей старой дружбы. – Хоть посмотрю, чем ты сейчас живешь.

Не могу заявить, что я в свои 19 большой знаток девичьей натуры, но мои предчувствия оказались весьма оправданными. Анна старалась, как могла. Она заигрывала со мной, кокетничала во всю, делала упор на нашу детскую дружбу и показывала себя со всех наилучших сторон.
А что я?
Я наслаждался этим, не отрицаю, но больше, чем вежливое и любезное общение, я ей предложить не мог. Даже сам поначалу удивился: с чего вдруг я со спокойным видом обхожу все ее уловки и крючки… Она же весьма симпатичная, веселая и далеко не глупая. А я веду себя так, будто… будто она мне совсем не интересна. Как девчонка.
И правда… С ней было весело. Но не больше.
А где сейчас Билл? Наверное, тоже веселится с какой-нибудь подружкой…
Хотя, это совсем не в его манере – он бы даже не пошел домой к своей старой знакомой, пусть даже хорошей.
Все-таки мы очень разные… Но очень близкие люди!
Я доверяю ему как самому себе, он всегда рядом…
Случись что – он всегда поймет, поддержит.
Моя радость – его радость, моя грусть – его грусть. И наоборот.
Его поддержка и его дружба для меня очень дороги…
Его любовь и внимание, его жизнь и чувства…
Вместе мы взрослели, вместе творили, вместе покоряли вершины и сердца…
Вместе.
Казалось, чего еще надо от жизни?
Но сейчас я понял, что мне стало этого мало.
Я хотел всего Билла.
Целиком.
Сплестись с ним воедино.
Неразрывно. Так, чтобы не осталось ничего, что нас не связывает.
Я хотел его всей душой.
Я хотел его всем телом.
Чтобы слово «Вместе» звучало цельно и четко.
И это было бы самой высокой вершиной из тех, что нам покорялись.
Ни с одной девчонкой такого не достигнешь…

Мне нужно поделиться этим.
Я больше не могу держать это в себе…
Я верю, что Билл поймет меня…
Или просто надеюсь?..

- Анна, прости, я наверное, уже пойду. – Я был готов сорваться домой даже без прощания, но все-таки хватит на сегодня таких поступков.
- Уже уходишь? – Расстроилась. – До дома-то доберешься? Или хочешь брата попрошу – мы тебя за 10 минут довезем!
Ох, спасибо тебе, милая моя… За участие… и понимание. А то могла бы просто так выставить за дверь такого бесчувственного кавалера…
- Ты уверена, что стоит его беспокоить?
Вместо ответа с улыбкой «не волнуйся, сейчас все будет в шоколаде», Анна пошла за братом.

Через 15 минут я уже стоял у дверей своего дома.
В окнах Билла горел свет…

Часть 3.

Как же ты мне надоел, мучительный орган.
Слабый, вечно больной… Кровоточащий…

Все в каком-то тумане...
Ключ…. Дверь…
Прихожая… Лестница…
Ступенька…
Еще одна…
Еще…
Дьявол! Как же их много! Как же долго…!
Каждая ступень – удар сердца. Оно уже просто разрывает грудную клетку.
Мечется как раненая птица.
Взлетит? Или разобьется?...

Если бы ты прорвалось наружу
Разрушив ребра и кожу,
Это был бы хороший конец всему…
Это был бы... хороший…

Мое сердце в твоих руках, Билл.
Я просто умоляю тебя… помоги ему взлететь!...
Что ты скажешь мне, что ответишь, как воспримешь?
Все зависит от Тебя.
Я завишу.
Любовь – это потребность.
А страсть – даже больше…

Я провожу рукой по твоей двери.
Странно: я так спешил ее открыть, а теперь просто стою.
Дотрагиваюсь пальцами до лакированного дерева…
Успокаивает.
Даже стук сердца становится тише.
Прошу, не дай ему разбиться!

Эта дверь для меня – словно портал в новый мир.
Я не знаю, что меня там ждет. Неизвестность пугает… и манит…
Но там Ты. И это важнее всего!

…..И в мир неизведанный новый,
Осторожно сделаешь шаг,
Закрывая глаза от Страха
Трепеща и не зная как…

Меньше всего я ожидал увидеть тебя в таком виде.
Точнее сказать – я вообще такого не ожидал!
Ты, мой горячо любимый и желанный брат…
стоял в моей футболке (надо признаться, что она тебе даже идет!)
с моей гитарой в руках (решил заняться музыкой в два часа ночи???)
и с моей кепкой на голове! (Черт! Моя любимая!)
Если бы не твои черные волосы, смешно торчащие из-под кепки, я бы подумал, что ты приобрел себе новое зеркало…
Да.… И еще ты совершенно не накрашен…
Ты озорно улыбнулся и подошел ближе…
- Привет, Билл!
Это произнес Ты???
Бред какой-то… Я же Том!
Вдруг выражение твоего красивого лица поменялось…
- Подожди-ка минутку… - тихим голосом, почти шепотом.
- Билл, ты в своем уме? Я не понимаю, что происходит!
Ты поднес палец к моим губам…
Какой жест…
Нежная просьба замолчать.
На губах даже сладко стало.
Резким движением ты стянул с меня футболку…
Ты меня раздеваешь????
Вот уж воистину неожиданно!
Боже мой, Билл… Я сейчас просто умру…
- Билл! Может, мы сначала поговорим? – я схватил тебя за руки.
- Ну, потерпи немного, Том! – ты взглянул на меня с мольбой.
Терплю…
Терплю твою рубашку - ты одеваешь ее на меня. Непривычно чувствовать себя в таком обтягивающем и тесном.
Терплю твой карандаш для глаз. «Рисуешь взгляд», как сам выражаешься.
Хорошо, что с прической моей ничего не делаешь, а то пришло бы тебе в голову сделать из Меня полноценного Билла – пришлось бы потом бриться налысо!
- Вот так-то лучше! – ты явно доволен тем, что сотворил со мной.
Я подошел к зеркалу…
Мое отражение выглядит нелепо…
Эта твоя обтягивающая рубашка, мои широкие джинсы,
Да еще дреды во все стороны… и глаза накрашены…
Я не Билл, я жалкая копия!
Жалкая, но смешная до ужаса…

- Привет, Билл! – произнес ты и залился смехом.
Таким заразительным, что я тоже рассмеялся.
И правда смешно выгляжу, аж до слез…
Ой, это ж надо было такое придумать! А еще я думал, что Я схожу с ума…
- Привет……… Том…….. - сквозь слезы и смех, пробормотал я.
Ты засмеялся еще громче.
Вот два идиота!
Нелепы, смешны и оба просто в истерике…
Билли, я тебя просто обожаю!
Только с тобой я могу Так смеяться…
Ох, я даже забыл, зачем пришел…!
Но, глядя на тебя, я невольно вспоминаю.
Даже в таком нелепом обличие, ты все равно остаешься Биллом.
Таким манящим, сексуальным и желанным…
Откуда в тебе это… И зачем это Мне????.........

- Билл, я люблю тебя. – Мое признание как стрела – резко и прямо в цель.
- Томми, я тебя тоже! – ты продолжаешь смеяться – Правда весело получилось?
- Ты кажется не понял, Билл. Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ.
Вот теперь точно в цель. Прямо в десятку.
Улыбку с твоего лица будто стерли. Веселый взгляд сменился пронзающим.
Озорной настрой сменился печальной серьезностью.
Но все-таки ты не понимал…
Ты молча смотрел на меня…
Или ты не верил?
Не медля больше и не раздумывая, я подошел к тебе и коснулся губами твоих губ…
Они встретили меня твердостью и холодом, ты даже немного отстранился…
Но я вложил в этот поцелуй все свои чувства к тебе, я целовал тебя все настойчивей и горячей…
И ты теплел… ты таял… ты поддавался… ты отвечал…
Когда я проник языком в твой сладкий рот и провел им по твоему, ты даже тихонько застонал… Обвил меня руками и притянул ближе к себе…
Твои нежные губы, твое гибкое тело и твои крепкие объятия…
Я наконец-то ощущал это…
Как же я мечтал о тебе… И теперь ты уже не мечта… Ты – реальность…

Я мог целовать тебя вечно – ты был безумно сладок…
Но хотелось большего…
Безумно хотелось – моя напряженная плоть не давала мне покоя…
Я оторвался от твоих губ, и наши взгляды встретились…
Ты тяжело дышал и в упор смотрел на меня…
Так жестко и так странно…
Ну сейчас ты мне устроишь! Я даже испугался, что все это закончится дракой…
Но ты обнимал меня все так же крепко... Ты меня не отпускал!
- Том… - твои губы раскраснелись от поцелуя – Том… не останавливайся…
Это был пропуск. Разрешение. Белый флаг. Как хочешь назови.
- Билл… мальчик мой…
Пылая от желания, я раздевал тебя… Резко, дерзко и страстно.
Футболка даже чуть треснула, но мне ее было не жалко. К тому же она была моей.
Пряжка ремня звякнула об пол – ты стянул с меня джинсы.
Не подумал бы, что ты окажешься настолько проворен!
Боялся, что все придется делать самому…
А ты вообще по-моему ничего не боялся.
Тебя же только зажги – ты будешь с радостью гореть и поджигать все вокруг…

Но зато мы так стремительно падаем… вверх.
Как будто притяжения нет…
И нет ни законов, ни правил…

Ты изучал мое тело руками…
Ты гладил и целовал меня…
Ты хотел меня не меньше, чем я тебя…
И это было волшебство…
Твое красивое стройное тело сводило меня с ума…
Уложив тебя на кровать, я развел твои ноги…
Ты смотрел на меня страстно… и испуганно…
- Билл… Я хочу… в тебя… Не бойся… Я постараюсь причинить тебе как можно меньше боли…
- Я не боюсь… - ты улыбнулся уголками губ и протянул мне тюбик с кремом.
Удивление за удивлением… Ты прелесть, брат!
Я вошел в тебя медленно и аккуратно, но ты дернулся и слегка вскрикнул…
Лишь твой затуманенный взгляд из-под длинных ресниц дал мне понять, что тебе хорошо…
И еще твой шепот:
- Том… Я тоже Люблю тебя…
Ты извивался подо мной, стонал и шептал мое имя, заставляя меня двигаться все быстрее и настойчивее…
Я потерялся в тебе, растворился…
Ты забирал меня целиком…
Воображение рисовало забавную картину – зеленые луга с яркими цветами, горные хребты, упирающиеся в кристально чистое небо…
Ты вел меня к солнцу по узкому извилистому серпантину…
Вершина… Я и ты…
В-м-е-с-т-е.
Мир взорвался на тысячу мелких осколков – я кончил в тебя…
Ты обхватил меня руками и прижал к себе.
Уперся мне в живот напряженным членом, и теперь уже тебя накрыло волной оргазма…

В комнате тихо и темно.
Вещи разбросаны по полу…
Я обнимаю тебя, Билл, ты сладко спишь на моем плече, и мое сердце парит в небесах.
И уже даже не мое – оно у нас одно на двоих.

И никакого страха.
Почти…
Теперь Я всего лишь боялся потерять тебя…
Ведь тебя, мой горячий и сладкий мальчик, было очень легко потерять…

Конец

Любите Сушку. Она такая одна. Вайпер на мыло. Токи рулят. Не забудьте позвонить родителям. Актимель и Рэд Булл спасут Бильку. Ку-ку.....Тря-ля-ля...Я-королева...