Сквозь слёзы

Сквозь слёзы мир кажется другим. Лучи света пронзают серебряные кольца на руках. Последнее время я часто плачу. Боль не даёт успокоиться и забыться, награждая очередной порцией солоноватых капель. Почему ты так обижаешь меня? Скажи мне, разве я не заслужил хоть каплю счастья? Разве любить - это грех? Почему я должен выносить эту боль? Я не могу заснуть вот уже которую ночь. Слёзы смывают с глаз косметику и выплёскивают боль, накопившуюся внутри. Порой мне кажется, что их совсем не осталось, но они снова накатывают. Плачу. На грудную клетку что-то давит изнутри, в горле давно пересохло от табачного дыма.
Ты думаешь всё так просто? Думаешь, я больше не люблю тебя? Думаешь, мои чувства потерялись в километрах красивых слов? Нет. Нет. Нет. Каждый день я надеваю самодовольную улыбочку и смотрю на тебя. Я доволен жизнью, кричу и ты веришь. Ты, наверное, веришь в те бредни, которые я тебе рассказываю. Ты, наверное, веришь в то, что я делаю. Наверное. Ты мой брат, к тому же близнец, я не понимаю, как ты до сих пор не учуял фальши. Ты стал таким толстокожим.
Твоя жизнь больше не зависит от меня. Ты больше не приходишь ко мне ночами, боясь разбудить кого-нибудь. Зачем? Я сам приду. Ты больше не говоришь мне «Я тебя люблю». Зачем? Я сам скажу. Я сам всё сделаю. Ты думаешь, мне это нравится? Я хороший актер. Лучше, чем ты. Но я только прячусь под маской. Я только претворяюсь. Я могу держать свои чувства под контролем. Я вообще много чего могу.
Не думай, что я слабая, безвольная кукла. Я настоящий. И чувства у меня есть. А как ты думал? Столько лет ушло на осуществление своей мечты, и я добился этого. Сколько это стоило? Я не называю цену, она слишком велика. Но у неё есть имя - кандалы. Они сковали меня по рукам и ногам. Извини, но тебя тоже.
Небо плачет вместе со мной. Я не знаю, зачем оно льёт слёзы, но, наверное, так надо. Кто-то страдает вместе со мной. И я рад этому. Значит, я не один в этом мире. Раньше ты переживал вместе со мной. Но это было так давно. К чему ворошить прошлое? Ещё одна сигарета летит в пепельницу. Сквозь слёзы жить и верить.
Помнишь, ты говорил:»Люблю навсегда»? Я больше не верю в «любовь навсегда». Прости, но ты уже всё понял. К чему эти громкие слова? Они уходят, остаются только настоящие чувства.
Люблю,- шепчу. Кричать нет сил. Ещё шаг - и мир рухнет. Но для меня он останется целым, пока ты есть. Я устал, но в сердце вместо точки опять запятая. Значит, надо продолжать. Продолжать роман, которого не было. Я чувствую тебя всей душой. И ты чувствуешь, я знаю. Так почему же я сижу и плачу? Почему тебя нет со мной? Я знаю ответ. Я прекрасно знаю, где ты. Но от этого не легче.
Что мне мешает пойти в твой номер и забрать тебя у очередной шлюхи? Самосжигание. Я просто опять сожгу сердце, которое уже достаточно настрадалось. Раны не желают затягиваться, так что я теряю? Ничего. Вот и пора доказать тебе, что я не тряпка.
Встаю с кресла и выхожу в коридор. На дверях соседнего номера висит табличка «Не беспокоить», я давно не обращаю внимания на такие мелочи. Охи, вздохи, всё по полной программе. Как же я люблю бить стеклянные вещи. А на столе уютно устроилась ваза для цветов. Она летит в стену. Ничего, завтра здесь не будет и следа.
- Твою мать,- я слышу, как ты ругаешься и мне это нравится.
- Сюрприз, Томми,- я смеюсь тебе в лицо. Потом смотрю на растерявшуюся девушку:- А ты убирайся! Вон, я сказал!
Она быстро собирает свои вещи и удаляется.
- Какого черта?- ты зло смотришь на меня.
- Разве я хуже неё?- мои глаза покраснели и опухли, я это вижу в зеркале напротив кровати.
Ты уже сидишь. Твой взгляд блуждает по моему телу.
- Мы, кажется договорились, брат,- да, сарказм из тебя так и прёт.
- Ты с собой договорился, а меня ты лишь уведомил о своём решении,- я мрачно улыбаюсь.
- Чего ты хочешь?
- Любви.
- Я люблю тебя. И ты это знаешь. Но какое будущее у наших отношений?
Я молча смотрел на него. Мои уши отказывались верить услышанному. «Я люблю тебя». Давно я не слышал от тебя такого. Ты удивляешь меня всё больше и больше.
- Будущее? Мне важно сейчас,- я приподнял пальцами его подбородок, заставляя смотреть мне в глаза. Наши взгляды встретились как штыки. Мой холодный и его грустный, чуть растерянный.
- Но ты ведь сам не знаешь чего хочешь. Ты хочешь, чтобы я любил тебя, а сам меня любить не хочешь,- он едва слышно вздохнул.- Я люблю тебя, а что ты дашь мне взамен? Свою эфемерную любовь?
- Она не эфемерная, она настоящая,- чёрт, опять я надел маску. Я знаю, что заставит её исчезнуть. Слёзы скатились одна за другой. Верь мне, Том, верь. Я сниму её, сниму навсегда, если захочешь!
- Останься настоящим, тогда я поверю тебе,- он склонил голову на правое плечо и из его глаз скатилась слеза.
Я провел рукой по щеке, стирая эту слезу. Я не хочу, чтобы ты плакал, Том. Я не хочу причинять тебе боль.
- Ты запутался, мой котёнок,- он погладил меня по волосам.
- Да,- я подался его руке.- Давай начнём всё сначала?
- Только пообещай, что ты будешь настоящим,- из его глаз скатилась ещё одна слеза.
- Обещаю,- его взгляд потеплел.
Том коснулся моей талии и притянул к себе. Наши лица оказались в миллиметре друг от друга. Его яблочное дыхание и мой учащённый пульс. Его губы осторожно коснулись моих, ожидая продолжения.. Я открыл рот навстречу его языку. Я знал его губы наизусть, я знал каждый кусочек его языка, но сейчас как будто впервые. Просто лежать и целоваться было так приятно, что не хотелось прерываться даже на секунду.. Мои ресницы задрожали и закрытые глаза выпустили влажную дорожку, скатившуюся к моему рту и придавшую нашему поцелую солоноватый вкус. Потом ещё одна. Движения и прикосновения брата были медленными и нежными. Он любит меня, а я, дурак, не хотел видеть это. Я бы всё отдал, чтобы он был со мной за секунду до смерти.
Внизу живота запорхали бабочки, крыльями будя все чувства, спрятанные там, внутри. Том стянул с меня футболку и начал спускаться поцелуями вниз. Каждый из них отзывался взмахом крыла, я каждый раз замирал от них. Моё тело то опускалось, то поднималось, из горла вырывались тихие вздохи. Он спустился к бедрам и остановился. Потом поцеловал чуть ниже пупка, туда, где чернеет татуировка. Я не чувствовал ничего кроме желания и любви к самому дорогому человеку. Пальцы брата, смоченные слюной, оказались внутри меня. При каждом движении я стонал, а он закусывал губу. Его пальцы нажали на бугорок внутри меня, и я выгнулся, пытаясь ещё насадиться на них. Несколько мгновений спустя пальцы сменил его горячий твёрдый член. Мои ноги лежали на его плечах, а руки сжимали простынь. Из моего горла вырывались животные крики, а ноги пытались нажать на спину Тома, чтобы он вошёл в меня ещё глубже. Его руки притянули меня к себе, а губы поцеловали долгим и нежным поцелуем. На лбу выступили капли пота, а пальцы рвали простынь. Руки задрожали, а Том целовал мою шею и грудь.
По всему телу пробежала дрожь, больше похожая на судорогу и я кончил Тому на живот. Его член излился внутри меня горячей спермой. Все мышцы расслабились, и я опустился на кровать. Рваное дыхание и тёплое тело рядом. Оно такое родное и до боли знакомое. До боли… Боли больше не будет, никогда не будет. С ним очень уютно, от него пахнет яблоками. Сладковатый запах кружит мне голову, подушка уже вся мокрая от слёз и пота. Моё разгорячённое тело коснулось другого, такого же горячего, тела. Я выдохнул. Вдох. Выдох.
А за окном капал дождь. К утру он так и не прекратился. Но это утро мы встретили вдвоём.

РАССКАЗ № 7

Kiss and Control

Этот мир не для нас. Мы просто гости, пришедшие на него посмотреть. Словно диковинную игрушку, мы вертим этот мир в своих руках. Как на витрины, смотрим на стекло, в котором медленно вскипает боль, и даже рубиновый свет лучезарных брызг и холодной отстранённости не воспринимается лишь как мелкое дрожание вина в наполовину пустом бокале. Дрожание рук и мелькание света. Наэлектризованный воздух. Разноцветные яркие блики беспорядочно пробегают по стенам, сталкиваясь и обходя тела. Твоя сероватая футболка кажется горящее-белой, ослепляет и выделяется на сером фоне танцующих поодаль тел. Рваный электронный бит отчётливо бьёт по ушам, а по бёдрам медленно скользит дрожь – это мощные волны ураганного баса то и дело пробегают по кожаной обивке мягкого дивана. Мягкая, чуть заметная щекотка скользит по спине, отчего я чуть сильнее вжимаюсь в тёплую податливую спинку. Чёрный хлопок скользит по гладкой шелковистой коже. Чёрный хлопок. Между кожей и кожей. Между мной и ничем. Мелкие мурашки медленно сползают дальше, пробираясь под туго затянутый ремень моих серых джинсов, ускоряют свой бег и почти пролетают по бёдрам, отчего тонкие короткие волоски впиваются в плотную обтягивающую ткань. Устремляются к коленям вдоль грубого шва, останавливаются и сталкиваются с новой волной мягкого холодка. Перекатываются, почти исчезают, и по внутренне стороне бёдер тянутся строем к моему паху. На лбу тут же выступают мелкие капельки тёплого пота, и эластичная ткань шортов сильно натягивается. С каждой секундой всё чётче ощущается биение учащённого пульса в переплетении вен, а ещё недавно безвольная плоть начинает наливаться таким живительным соком, всё сильнее натягивая чёрную ткань. Поднимающаяся головка скользит по мягкой ткани и упирается в молнию джинсов. Откидываюсь назад, ещё сильнее вжимаясь спиной в мягкий диван, и широко развожу ноги, слегка приподняв таз. Такое неожиданное и коварное препятствие исчезает, и член наконец поднимается. Сажусь поудобнее, не выпуская тебя из виду, беру прохладный хрустальный бокал за тонкую блестящую ножку, подношу к пересохшим губам. В тяжёлом воздухе, смешанном с мятным дыханием, сладковатым привкусом травки, чуть горьковатого пота и нежности, проносится едва заметный запах французского винограда. Аромат, полный солнца, чуть прелой осенней травы, пыльцы и сладкого мёда, пока едва заметен. Опускаю кончик носа в бокал, и он становится сильнее. Теперь я чувствую в нём не нежность, а силу. Уверенность и твёрдость, даже некую жёсткость и лёгкую грубость. Аромат влажной земли, предутренней росы, солёного морского воздуха, и старого дуба. Делаю небольшой глоток и чуть задерживаю вино во рту, словно согревая. Язык мгновенно охватывает жар, сменяющий резкий холод, и чуть вязкая жидкость по каплям скользит по зубам, дёснам, принося с собой долгожданную пьянящую сладость. Выдохнув, глотаю согретое своим теплом вино, сквозь сжатые зубы втягиваю воздух, и чувствую, как вслед за исчезающей лёгкой горечью ромашки приходит мыльная вязкость прополиса и сладковатая горчинка гречихи. Нотки мяты чуть покалывают язык, а рубиновая сладость на мгновение застилает полумрак своим ярким горячим светом.
Этот мир не для нас. В нём нет места любви. Там, где слова значат больше, чем чувства, не остаётся людей. Там, где душа навсегда заперта в тесном теле, невозможно жить. Этот мир слишком глуп. Он столь традиционен и горяч, непродуман и неприветлив, что иногда единственным желанием становится разрушить его. Вырвать одну важную фразу из контекста, выхватить из фундамента один камень, и этот мир рухнет, рассыплется сплошным слоем мусора и пыли. А после того, как пыль осядет, и станет можно дышать, над ним навсегда раскинется ледяная пустота. В нём ничего нет. Есть только мы.
Чуть повертев бокал в руке, ставлю его на лакированный стол. По светлой древесине тут же начинают скитаться мелкие цветные брызги и капли света. Красный, синий, жёлтый, белый… Кусочки разломленного света просто безумствуют на плоском холоде стола, и ничуть его не согревают. Здесь – свет. Там?
Высокие, декорированные стены. То тут, то там свисают чуть ржавые цепи, вспыхивают огоньки… Между столиков снуют официантки, грациозно пробираясь сквозь танцующую толпу. Неровный потолок скрыт темнотой, из которой вниз то и дело устремляются яркие разноцветные вспышки. Кладу ногу на ногу, и тут же возбуждённая головка упирается в плотный шов. Холод металла почти царапает её, почти причиняет боль… Нахожу тебя в толпе, делаю глубокий вдох и встаю с дивана. Чуть стягиваю вниз джинсы, открывая чёрную резинку трусов, и иду к тебе.
Ты танцуешь, вытянув руки высоко над головой. Приподнятый острый подбородок и полуприкрытые глаза. Козырёк мятой кепки как всегда сдвинут вправо. На влажных губах след мягкой улыбки. Пушистые брови чуть сморщены от усталости и сведены. Искрящаяся в ультрафиолете белая полоска напульсника на твоей тонкой кисти подобная пятнышку звезды на рождественской ёлке. Вспышки стробоскопа рвут твои плавные движения, и каждый миг кажется, что какой-то старый аппарат жуёт киноплёнку. Широкие джинсы чуть сползли вниз, футболка задралась, и между иссиня белой и тёмно-голубой кромками видна узкая полоска твоего горячего тела. Тонкая дорожка мягких тёмных волосков обрывается под ремнём. Я подхожу близко, и улыбка на твоих губах становится чуть шире, а колечко блестит ярче. Медленно приближаюсь к тебе, чуть согнув в локте опущенную руку и почти касаясь тебя. Обхожу кругом и вглядываюсь в лицо. Сухая белизна бархатистой кожи, едва заметный мелкий пушок почти прозрачных волосков на щеках, пара тёмных точек на носу, чуть нахмуренные шёлковые брови, пара тонких морщинок на лбу, более глубокие – под глазами. Длинные светлые ресницы, ровные нежные веки, которых так люблю касаться своими губами… Встаю слева и наклоняю своё лицо к твоему. Начинаю чувствовать твоё учащённое горячее дыхание. Нежный румянец на щеках, приоткрытый рот, блестящие от прозрачной слюны и алкоголя кристально-белые зубы… От виска по твоей коже медленно скользит капелька пота, и я прижимаюсь своей щекой к твоей, чтобы и мне она досталась…
Обойдя тебя несколько раз, встаю за тобой и поворачиваюсь. Прижимаюсь, и мы танцуем с тобой спина к спине. Одни. Вдвоём. И против целого мира. Сейчас толстый лёд его дал трещину, которую лишь увеличивает жар наших тел. Я закрываю глаза, чтобы ничего не видеть, и в мелькании света за плотно сомкнутыми веками я вижу лишь твоё лицо в каждой вспышке. И твою улыбку. Мы вдвоём. Мы одни. Никому не нужны. Только друг другу. Только себе. Два мира – наш и их. И они никогда не станут одним целым. Я не хочу понимания, ты тоже. Зачем? Нам хорошо вдвоём, и мы вдвоём. Мы можем понять и понимаем друг друга, а остальное неважно. Только я и ты. Лишь мы. Одни на всём этом свете. Я улыбаюсь и знаю, что вместе со мной сейчас улыбаешься ты. Я запрокидываю голову назад и чувствую, как это делаешь ты. Спина к спине, мы танцуем. И пусть горит этот мир – он нам чужой, и мы в нём чужие. Я чуть наклоняю голову направо и шепчу тебе на ухо:
– Я люблю тебя, Том.
Ты улыбаешься. Знаешь. И я знаю.
– Я люблю тебя, Билл.
И больше ничего. Не нужно ничего. Ни нам, ни им. Нам хорошо вдвоём, и больше ничто не имеет значения. Есть только мы. Мы одни. И не больше…
Касаюсь твоей руки, пропуская свои пальцы меж твоих, и чуть сгибаю. Ты делаешь то же, и нет ничего крепче этой связи. Ты и я. И ничто не сможет разжать наши пальцы. Ничто не сможет разлучить нас с тобой. Ничто и никогда. Касаюсь ладони твоей свободной руки, мягко скользнув по ней кончиками пальцев. Ты сжимаешь свою, и мы снова вместе. Одновременно оборачиваемся и встаём лицом к лицу. Улыбаемся. Знаем.
– Том, поехали? – выдыхаю тебе в глаза.
– Хорошо, только куртку возьму, – отвечаешь ты и, выскользнув из моих рук, чуть пошатываясь, направляешься к столику. Я вздыхаю и иду к выходу. Ты догоняешь меня, кладёшь руку мне на плечо, и мы вместе выскальзываем в ночную прохладу. Сумрак и влага после дождя. Мокрые улицы, мокрый асфальт. Чистое небо над головой. Высокие громады зданий. Мы растворяемся здесь. Мы слишком малы для города, чтобы он нас заметил. Шаг вперёд, вскинутая рука, и через пару мгновений жёлтая машина останавливается напротив нас. Ты открываешь мне дверь и пропускаешь внутрь. Я почти ложусь на полированную чёрную кожу широкого сидения. Ты падаешь рядом, всё ещё пытаешься перевести дыхание. Я кладу свою руку тебе на колено, и ты чуть вздрагиваешь, но улыбаешься. Чуть сжимаю пальцы, сдавливая ткань и ногу, и твоё горячее дыхание вырывается мне в ухо. Чуть ослабив хватку, провожу рукой по твоей ноге до паха, потом обратно к колену. Ты громко глотаешь и чуть жмуришься, поводя плечами. Откидываешься на сидение и насколько возможно вытягиваешь ноги. Я кладу голову тебе на плечо, недолго вглядываюсь в твоё слегка напряжённое лицо, а потом отвожу глаза. Смотрю в пыльное окно, за которым проносится мимо нас город. Моя рука всё также продолжает скользить по твоей ноге, кончики пальцев то и дело упираются в плотный бугорок твоих джинсов. Мягкая теплота разливается между ног, чуть щекоча и кусая кожу. Влажная от капель смазки ткань трусов всё сильнее трётся о головку, заставляя чуть дрожать, а джинсы становятся безумно тесными. Ты закрыл глаза и расслабился. Ведь здесь только мы. Я пробираюсь рукой в карман твоих джинсов, касаюсь собранных гармошкой складок твоих боксеров, а ты лишь начинаешь глубже дышать. Пытаюсь их расправить, разгладить, но с каждым моим движением они скользят по твоей ноге чуть выше. Вытаскиваю руку и, просунув её между твоей спиной и сидением, обнимаю тебя. Ты наклоняешь голову к моей и почти касаешься горячими пересохшими губами моего лба. Теперь уже левая рука в твоём кармане, и каждое её движение заставляет тебя еле слышно стонать мне в лицо.
– Не надо, Билли… нас заметят… подожди… – отрывисто шепчешь ты мне, а я лишь тихо смеюсь.
За окном скользит холодный город, что-то оставляя позади и принося откуда-то что-то новое. Здания из стекла и бетона, закрывающие небо, нависают над нами, тянутся в высь огромными колоссами. Изогнутые, обшарпанные, ободранные фонари на проспекте нескончаемой вереницей отблесков несутся нам навстречу. Такой чужой нам мир. Мир, где нет нас и где нам нет места. Мир не для нас…
Просунув руку глубже, я нащупываю кончиками пальцев твою мошонку, и она тут же сжимается в небольшой упругий комочек. Я глажу её, обхватываю и пытаюсь отогреть, а другой рукой залезаю к тебе под выпущенную из джинсов футболку. Провожу пальцами по тонким выступающим рёбрам, касаюсь твердеющего соска… За окном летят нам навстречу неоновые витрины, отбрасывая свой мёртвый холодный свет на наши лица. Мы – другие, а потому мы – чужие…
– Поцелуй меня, Томми, – прошу я тебя. Ты открываешь глаза, ещё раз глотаешь и прикасаешься к моей щеке губами. Моргаешь, скользнув пушком своих ресниц по моему лбу.
Я вынимаю руку из твоего кармана, и ты непонимающе смотришь на меня. Я разворачиваюсь к тебе, придвигаюсь ближе и впиваюсь губами в твои. Руки обхватывают твою тонкую шею, проторяя дорожку между твоих плотно сплетённых в дреды волос. Твои пальцы несмело скользят по моему животу, выбираются из-под футболки и касаются пылающих щёк. Сухой язык вторгается в мой рот, скользит по нёбу, принося с собой вкус тебя… Мои руки пытаются расстегнуть пряжку твоего ремня, но ты обхватываешь их и прижимаешь к своей груди. Отстраняешься и смотришь на меня. Я чуть обиженно поджимаю губы, смотрю в твои глаза, а ты – в мои… Опускаю взгляд вниз, громко вздыхаю и прижимаюсь щекой к твоей щеке, чуть трусь о неё и чувствую её бархат. И твою любовь. Опускаю голову, кладу её тебе на плечо, пытаясь зарыться в него, пытаясь спрятаться от всего мира. И вижу в зеркале полные страха глаза таксиста, смотрящего на нас. Мне уже всё равно. Его мир не для нас.
Ты кладёшь свою вспотевшую ладонь на мои волосы, которые тут же начинают слипаться от лака. Скользишь по ним, разбираешь на тонкие пряди, вновь и вновь целуешь – в сухой лоб, в щёки, в губы… Забираешься под футболку, гладишь по животу, по груди, по рёбрам, опускаешься ниже, просовываешь пальцы под ремень, оттягиваешь резинку моих трусов, касаешься влажного кончика головки… Я резко выдыхаю тебе в шею, чуть прикусываю её и утыкаюсь носом в твоё плечо…
Машина резко останавливается у нашей гостиницы. Глаза водителя не выражают ничего. Он уже понял. Этот мир не для нас. Ты распахиваешь дверь, берёшь меня за руку и вытягиваешь из машины, бросив на заднее сидение мятую бумажку. Я захлопываю дверь, пытаюсь пнуть её, но машина, взвизгнув тормозами, срывается с места, и скрывается за углом. По моим щекам отчего-то текут слёзы. Кончиками пальцев ты поднимешь мой подбородок, смотришь в глаза, слизываешь и сцеловываешь тонкие ручейки слёз с моего лица. Снимаешь свою куртку и набрасываешь её мне на плечи, обнимаешь и ведёшь внутрь.
Не отпуская меня, хватаешь ключи со стола портье и тянешь к лифту. Нажимаешь кнопку вызова, втягиваешь в кабину, прислоняешь к стене и целуешь. Страстно, нежно и любя. Целуешь… Сначала кончиком языка облизываешь мои губы, касаешься уголков глаз, в которых стоят слёзы. Проводишь им по лбу, спускаешься к кончику носа. На мгновение отстраняешься и, чуть прикусив, ласкаешь языком моё ухо. Прижимаешь меня к себе, сжимаешь мои ладони, пропустив свои пальцы сквозь мои. Кончиком носа медленно проводишь за ухом, спускаешься к шее. Вновь высовываешь кончик языка и проводишь им под воротником по коже, касаешься ключицы. Прикасаешься губами к моим губам, медленно просовываешь язык между моих зубов, ласкаешь моё нёбо, гладишь руками по щекам…
Двери лифта распахиваются, и ты ведёшь меня в номер. Открыв дверь, пропускаешь меня внутрь, закрываешь замок, подхватываешь на руки и несёшь на кровать. Устраиваешься рядом, положив свою руку мне на бедро и чуть поглаживая через плотную джинсовую ткань. Вглядываешься в моё лицо, я молча киваю. Ты садишься на колени, стягиваешь с меня футболку. Проводишь тёплыми пальцами по груди, наклоняешься надо мной и покрываешь мой торс поцелуями, отчего кожа начинает гореть. Скользишь ладонями от шеи к ремню, чуть приподнимаешь пряжку, надавливаешь на неё. Проводишь языком по едва заметной дорожке волос, хватаешь зубами уголок джинсов и расстёгиваешь их. Прикусив застёжку молнии, тянешь её вниз, выпуская мой член на свободу. Спрыгиваешь с кровати, стягиваешь джинсы, оставив меня в одних шортах. Вновь забираешься на кровать, чуть медлишь, словно изучая, а потом проводишь руками по моим бёдрам от коленей вверх, запускаешь пальцы под плотную ткань, нежно, но сильно массируешь мою мошонку, отчего я запрокидываю голову назад. Обхватываешь резинку трусов и медленно тянешь их вниз. Чёрная ткань скользит по головке, отчего я, задыхаясь, оставляю на ней тонкую блестящую дорожку смазки.
Бросаешь трусы в кучу прочей одежды и раздеваешься сам. Ложишься на меня, чуть покачиваясь и юля. Я развожу колени в стороны и обхватываю тебя бедрами. Ты впиваешься губами в мою шею, чуть кусаешь мочку уха, касаешься языком моих век. Слышу, как открываешь тумбочку и достаёшь оттуда какой-то ночной крем. Медленно поднимаешься с меня, садишься на колени, уведя правую руку себе за спину. Слышу только твои стоны и хриплое частое дыхание. Потом внезапно твоя левая рука, намазанная чем-то холодным и скользким, оказывается на моём члене, мягко массируя и сжимая его. Ты вновь наклоняешься над моим лицом, прикасаешься губами к моим губам. Я чуть прикусываю твоё прохладное сладковатое колечко, не давая тебе сразу освободиться от наших ласк. Ты чуть заметно улыбаешься и ускользаешь.
Что-то тёплое и мягкое обволакивает член, даря неописуемое наслаждение и сладость. С каждой секундой – всё больше тепла и страсти. Всё больше надежды и больше любви. Я прогнулся в спине навстречу тебе, и ты громко застонал. Чуть подавшись вперёд, а положил свои ладони на твои бёдра и заскользил по ним, всё ближе и ближе подбираясь к твоей возбуждённой плоти. Ты запрокинул голову и начал двигаться на мне – сначала медленно и аккуратно, потом чуть быстрее. Моя рука легла на твой член, другая обхватила мошонку. Ты приглушённо взвыл и остановился, переводя дыхание. Наши полуприкрытые глаза на мгновение встретились, и мы чуть заметно улыбнулись друг другу. Я начал медленно двигать тазом, глубже проталкиваясь в тебя. Ты ответил, подхватил мой ритм, и спустя пару мгновений мы оба дышали в одном темпе. Ты то и дело выгибался, склонялся ко мне, лаская рукой мою грудь. Я не отпускал твой член, всё увеличивая темп и силу движений. Дарил тебе ту же радость и ту же любовь, что и ты дарил мне…
Этот мир не для нас. Сыплющиеся с неба звёзды, затмевающие своим прощальным светом всё вокруг. Цветные пятна, пляшущие перед закрытыми глазами. Рваное, почти звериное дыхание, всхлипы, громкие протяжные стоны и одновременный хриплый выкрик наших имён в момент оргазма. Этот мир никогда не поймёт нас. Хотя нужно ли нам его понимание? Так ли нам важно, что он про нас думает? Так ли нужно нам это знать? Ведь мы – всего лишь гости, пришедшие на него посмотреть. И мы всё равно вернёмся домой…
– Томми…
– Да, малыш?
– Мне холодно…
Ты медленно прижимаешь меня к себе, гладишь пальцами за ухом, что-то шепчешь, целуешь мою шею… За запотевшим окном – рубиновый свет зари, играющий яркими отблесками на стенах. Такой же нежный, как вино в оставленном наполовину полном бокале. Такой же мягкий, тёплый и родной, как ты. Такой чуть хрупкий, прохладный, но знакомый. Близкий и согревающий, даже когда не находится рядом. Счастливый и радостный, даже когда грустно. Один такой. Только один. Неповторимый. Даже в чуждом нам обоим мире. Он есть. И есть мы. Остальное – неважно…

РАССКАЗ № 8

Прости, так было нужно…

Ты опять смотришь на меня с подозрением, опять хочешь узнать, что со мной творится… Ну, прости, братик, я правда хотел бы поделиться с тобой всеми своими страхами, всем своим горем, но в этот секрет тебя не пущу. Прости, милый мой, но я уже так запутался сам… А если еще и тебя в это впутаю… Нет, Билли…Нет…
Вечером я опять вколол дозу… Пришло облегчение, но не удовольствие. Колоть приходится повыше, чтобы рукава моей безразмерной футболки прикрыли эти «шрамы», которые я сам себе добровольно ставлю… Я уже давно перестал чувствовать кайф после уколов. Теперь я ограничиваюсь лишь тем, что тягучее ЖЕЛАНИЕ отступает на несколько часов…
Я перестал ощущать что-либо, кроме желания… Я все так же дико хочу тебя, но не смогу к тебе подойти, признаться… Тем более теперь… Я сам виноват, что так отдалился от тебя. Ты, конечно, стараешься поддерживать меня, пытаешься понять, что меня гложет. Но я не скажу тебе. Не теперь. Я сам убиваю себя изнутри. Я пытаюсь заменить желание, которое чувствую, когда вижу тебя, твои тонкие, почти женские руки, красивое лицо… Но это желание всегда другое, дикое, сумасшедшее… Когда ты слишком близко ко мне подходишь, я покрываюсь холодным потом, начинаю дрожать от возбуждения, потому что чувствую твой аромат. А то, другое ЖЕЛАНИЕ, не такое, оно только помогает забыть обо всем, о проблемах, о сумасшедших фанатках, о ежедневной лжи, о тебе…
Ты зашел в комнату. Черт, опять я забыл закрыть дверь. Я слышу твой голос – сам я в ванной. Быстро открываю тумбочку над раковиной, судорожно сгребаю туда шприцы, жгут, пакетик с порошком… Я еле успел, так как в следующий момент заходишь ты… Я сердито кричу на тебя, говорю, что устал и хочу спать, несу какую-то чушь… Все лишь для того, чтобы ты ушел, пока не заметил мои расширенные зрачки, побледневшие губы, испарину на лбу, трясущиеся руки…
А на следующий вечер, после очередного концерта в городе х, я опять пытаюсь преодолеть ЖЕЛАНИЕ.

Черт возьми, о, боже мой!
Я опять дружу с иглой…
Постой…

Я больше уже не могу терпеть, мне так плохо, в голове каша вместо мыслей… Я сегодня надеюсь обойтись без укола… Просто одна дорожка… Даже эта замена обходится мне ценой боли, разливающейся в каждую клеточку тела… Ты! Это ты все виноват! Ты… после всего, что я сделал, чтобы больше не видеть любовь в твоих глазах, ты продолжаешь смотреть на меня с нежностью! Но это не та нежность, которой я хочу, потому что у тебя есть эти твои Линн, Энн, Кэт и еще куча подружек… И я, находясь в соседнем номере, слышу, как они стонут твое имя… и сам тихонько постанываю, но по-другому: не длинное возбужденное «БИИИЛ», а рваное, как выстрел в сердце, скомканное в горле, пополам со слезами – «Билли…».
Ты опять зашел ко мне, а зря… Я уже не могу себя контролировать… Мы столько дней подряд не разговаривали после нашей последней ссоры… Даже не переругивались в гримерке. Мне бы и этого хватило, милый… Тогда бы я еще терпел… Но не сегодня, не сейчас!
Я сижу в кресле, пытаюсь не сорваться, хрипло спрашиваю, чего тебе нужно. Ты пришел помириться, переминаешься с ноги на ногу, озабоченно, с тревогой смотришь на меня…
- Я пришел поговорить, Том. Прости, но я так больше не могу! Ты постоянно что-то скрываешь… Я волнуюсь. Что с тобой случилось?
Я усмехаюсь сам себе, решив про себя, что можно и порадоваться – я нашел решение. Я знаю, что сделать, чтобы навсегда оттолкнуть тебя от себя. Я знаю, мой милый. Прости меня.
- Хорошо, проходи, только дверь на замок закрой. Это будет серьезный разговор.
Я медленно встаю, стараюсь не шататься… О, да… Я уже учуял ТВОЙ запах. Ты даже не представляешь, КАК ты пахнешь. Ты пахнешь желанием, возбуждением…
- Ээ…Ладно. Так ты мне все расскажешь?
- О, да, и покажу!
Я приближаюсь к тебе, ты пятишься к стене, непонимающе смотришь на меня…
- Билл, тебе знакомо ощущение, которое испытываешь, когда несколько лет подряд не можешь получить то, чего тебе хочется с невероятной силой… То, что ты желаешь, желаешь так яростно, что ради этого готов называться грешником, преступником…
- Нет… Том, я не понимаю… Что произошло? Чего тебе еще не хватает?
Ты говоришь настороженно, тихо, только дышишь чаще, чем обычно… Ты испуган, потому что я уже совсем близко… Слишком близко… С братом на таком расстоянии не разговаривают… Я упираюсь руками в стену по бокам от тебя, подхожу почти вплотную, ты уже совсем испуган…
- Том. Хватит…
Я кладу руки тебе на плечи, чуть провожу ими вниз, облизываю сухие губы, покрываюсь мурашками от этого нового ощущения… Ты так близко… Ты весь мой… Такой сладкий, невыносимо…
Я чуть сжимаю твои плечи, утверждая власть на новой территории, приближаю свое лицо к твоему, нежно касаюсь губами твоей щеки. Ты вздрагиваешь, но как зачарованный смотришь на меня… Почему ты еще не сопротивляешься? Ты не понял еще, о чем мы с тобой будем разговаривать? Или ты не против поиграть в любовь с братом? Нет же, о чем я?! Это твое чертово безграничное доверие…
- Том!..
Твой голос удивленно обрывается, когда я касаюсь языком твоей шеи… Такой сладкий…Паршивец, ты заплатишь мне за все, что я пережил, мечтая о тебе!
Ты рвано дышишь, не знаешь, как себя вести, пытаешься отодвинуться от меня, но я держу крепко.
- Том, господи, ты не в себе! Прекрати сейчас же!
Я отрываюсь от твоей шеи и внимательно смотрю в твои глаза.
- А тебе не нравится?
Ты молчишь. Ты просто открываешь рот, глотаешь воздух, будто задыхаешься. Или ты действительно задыхаешься от страха? Я чувствую твою дрожь.
- Том, пожалуйста, не надо этого всего… Ты что-то принимаешь, да? Я давно подозревал… Я помогу тебе, мы вместе это преодолеем! Только не сходи с ума!
Я смеюсь хрипло. Глупый, я уже сошел с ума! Это из-за тебя я сошел с ума! Теперь уже поздно мне помочь, хотя…
- Ты можешь мне помочь…
- Что? Что, Том? Я все сделаю, только стань прежним, я боюсь тебя, когда ты такой...
Ты перестал сопротивляться моей хватке, даже постарался расслабиться, смотришь взволнованно, заботливо…
- Останься здесь, со мной, Билли. Будь моим.
Я смотрю на тебя требовательно, нагло улыбаюсь, тяжело дышу. Возбуждение накатывает волнами.
- Том… я… даже если бы… Это невозможно.
Последнюю фразу ты говоришь твердо. Смотришь на меня, прожигая взглядом, как бы взывая к моей совести. Что ж… Не хочешь по-хорошему…
- Я хотел, чтобы все было по согласию, Билли… Но раз ты не хочешь… Прости, но так надо
Я с силой ударяю тебя коленом в живот… Стон боли вырывается из твоих прекрасных губ и падает в тишину комнаты. Ты бы согнулся пополам, но я стою слишком близко, и ты просто оседаешь, кладешь голову мне на плечо, лицо твое искажает гримаса… Я не хочу, чтобы ты страдал… Но лишь так ты можешь мне сейчас помочь, а ведь ты обещал помочь мне, вот и выполняй свое обещание. Мне нужно лишь немного ослабить тебя, чтобы все прошло как надо. Все еще крепко вцепившись в твои руки, я тащу тебя к кровати, толкаю на нее, сам падаю сверху. Я уже не знаю, хочу ли я оттолкнуть тебя, хочу ли освободиться от твоей власти… Я хочу тебя.
- Том, не хочу! Оставь меня в покое! Тоо…
Я опять бью тебя, удары попадают в грудь, в живот, по лицу… Ты сначала пытаешься дать мне сдачи, но я сильнее, мне помогает моя ярость, мое возбуждение… Ты прекращаешь сопротивляться на какое-то время, обессилено откидываешься на кровать и тихо хрипишь.
- Том, пожалуйста, очнись, опомнись. Мы же братья…
Я наваливаюсь на тебя и касаюсь своими губами твоей шеи, так же тихо отвечаю тебе:
- Я не хочу тебя бить, ты даже не представляешь, как мне это неприятно, но ты обещал мне помочь, вот и держи слово. Помоги мне – я ведь так хочу тебя…
Твои зрачки расширяются от ужаса, как будто ты только сейчас понимаешь, ЧЕГО я хочу от тебя, и что тебя ждет… Я провожу руками по твоим бедрам, забираюсь ими под футболку, глажу твою нежную горячую кожу… Ты вздрагиваешь, напрягаются мышцы твоего тела под моими пальцами… Сколько же я ждал этого, теперь никто не отнимет у меня этого удовольствия…
Но ты опять пытаешься скинуть меня с себя, оттолкнуть освободившимися от моей хватки руками… Прости, но мне приходится опять тебя ударить, и опять, и еще раз… Я делаю это, пока твои глаза не мутнеют, и ты не закрываешь их, медленно теряя сознание… Прости, зато вот теперь я могу подготовиться к нашей игре… Я нежно целую тебя в висок и начинаю раздевать твое бесчувственное тело… На твоей коже проступают синяки, оставленные мной… И это хорошо, ведь ты принадлежишь только мне! А значит, только я могу причинять тебе боль, оставлять на твоем теле метки, клеймить тебя… Скоро, совсем скоро я смогу поставить самую окончательную печать. От этой мысли я еще больше возбуждаюсь, кровь приливает к низу живота. Нестерпимо сладко от твоего дурманящего аромата…
Я быстро раздел тебя полностью и разделся сам… Ты еще был без сознания и лежал теперь, распластавшись по кровати, такой прекрасный и весь мой… Я прилег рядом с тобой, погладил дрожащей от нетерпения рукой твою грудь, бедра, стройные ноги… Ты дрогнул и открыл глаза со стоном…
Ну не смотри на меня с таким испугом…
Ты пытаешься встать, но тут же падаешь, прижимая руку к животу, который пострадал больше всего… Тебе даже дышать больно… Мой милый Билли, зачем сопротивляться? Я ведь не хочу причинять тебе боль… Ты все еще в ужасе смотришь на меня, пытаешься отодвинуться, но я резко, одним рывком переворачиваю тебя на живот и сажусь сверху… Наши тела соприкасаются и это ощущение обжигает меня… Как пьяный, словно в бреду, я провожу руками по твоей идеальной спине, вызывая в твоем теле дрожь… Ты хрипло стонешь, просишь меня прекратить, но твое сопротивление уже почти не мешает мне, наоборот, разжигает во мне желание…
- Ты всегда любил вести себя, как блядь, грязная шлюха, теперь ты моя шлюха! Ты же хочешь этого, братик?- жарко шепчу я тебе на ухо, склонившись и прижавшись грудью к твоей спине…
- Ты подлая тварь, Том!
- Но ты можешь это прекратить. Только одно твое слово, Билли… Просто перестань сопротивляться, и я доставлю тебе все удовольствие, какое только смогу…
- Чертов ублюдок! Что я тебе такого сделал?
- Билли, я люблю тебя всем сердцем, я хочу тебя всем своим телом, ты чувствуешь это?
Я прижимаюсь к твоим упругим ягодицам своей эрекцией, и ты дергаешься, покрываешься капельками пота. Когда ты мне отвечаешь, твой голос тихий и уже дрожит.
- Том, я не могу больше, перестань, пожалуйста…
Вместо этого я нежно касаюсь губами твоей шеи, провожу языком дорожку к твоим губам… Твоя голова, повернутая на бок, прижата к подушке, и я вижу твое перекошенное страхом лицо… Это так возбуждает, я не могу терпеть, медленно приподнимаюсь, развожу твои бедра, не отрывая при этом взгляда от твоего лица. Ты в ужасе…
- Да, мой хороший, ты еще можешь это остановить… Только скажи и я все сделаю иначе…
- То.. Том… Не надо!!! Нет! Том!!!
Ты упираешься руками в кровать и пытаешься приподняться…
Я уже не в силах сдерживаться и, грубо раздвинув твои бедра шире, впившись пальцами в нежную кожу, с силой вхожу в тебя…
Душераздирающий крик. Кричишь громко и протяжно… Руками ты вцепился в кровать… Бедный мой мальчик… Мне так жаль! Но мне так хорошо с тобой! Ты узкий, ужасно узкий… А чего я ждал? Ты же девственник…в этом смысле… И я тебя не подготовил… Я обхватываю твои запястья своими руками, все еще не двигаясь в тебе, чтобы твоя ужасная боль хоть немного утихла…
- Прости меня, милый мой, но ты сам отказался… Я бы мог сделать так, чтобы ты получил удовольствие…
Твое дыхание восстанавливается через минуту, ты тихо хрипло стонешь мне сквозь зубы:
- Ты мерзкая сволочь… Я тебя ненавижу!!! Ненавижу!!!
Я улыбаюсь…и начинаю в тебе двигаться… Ты снова кричишь, но через некоторое время твой голос срывается, только выдыхаешь тихие сдавленные стоны с каждым толчком… Ты уже не можешь сопротивляться… Ты весь мой… Ты всегда был нетерпим к боли, она быстро лишала тебя сил… Слишком быстро… Мне пришлось избить тебя, но то, что сейчас происходит, стоило того… Каждый твой стон отдается во мне двойным ударом сердца, я хочу тебя с каждой секундой все сильнее…
- Потерпи, мой хороший… Мой маленький… Мой Билли… Дааа… Ты такой сладкий…
Каждое слово я сопровождаю движением бедер… Я целую твое лицо и чувствую соленый привкус на губах…Твои слезы… И твоя кровь, струящаяся из прикушенной губы…
Мой бедный мальчик… Мой сладкий мальчик… Ты так хорош, даже когда не отвечаешь мне лаской… Ты безумно сексуален, и я хочу тебя все сильнее, когда ты извиваешься подо мной и стонешь, глухо умоляешь прекратить терзать твою плоть… Я так люблю тебя сейчас...
Я ускоряю движения и вдалбливаю тебя в кровать, а ты уже даже не кричишь, не стонешь, а непрерывно глотаешь воздух, задыхаясь… Я наконец-то кончаю, но не спешу выходить из тебя, пытаюсь продлить это чудесное ощущение… Я был так глуп, пытаясь заменить тебя чем-то… Ни один укол не принес мне и сотой доли того наслаждения, которое я испытываю сейчас… Ты лежишь, не двигаясь и только твое рваное усталое дыхание напоминает мне, что ты жив… Я осторожно выхожу из тебя, переворачиваю безвольное тело, придвигаюсь к тебе ближе и смотрю… Я ожидал, что ты тут же сбежишь, но ты словно окаменел, глаза стеклянные, по внутренней стороне бедра стекает струйка крови, смешанная с моей спермой…
- Ты в порядке?- я нежно глажу твое лицо.
Ты поворачиваешь ко мне голову, из стеклянных глаз текут слезы, размазанная по лицу косметика… Но тебе и это идет… Ты всегда красив… Сладок до боли… Ты севшим голосом выдавливаешь:
- За что ты?..
- Прости, так было нужно…
Ты отводишь взгляд, пытаешься пошевелиться, но морщишься от боли… Я обнимаю тебя, начинаю гладить, сам не замечая, что теперь и я плачу…
- Прости меня, я такой ублюдок… прости! Прости…
Я сцеловываю твои слезы, а ты даже не пытаешься реагировать на мои ласки и утешения… Тут в голове возникает ужасная мысль…
- Я тебе противен? Да? Теперь ты меня ненавидишь?
- Нет… Я тебя боюсь… Ты не мой брат…
Да, любимый мой, теперь я и сам это вижу – я не брат, не любовник, не любимый, не друг… Я твой мучитель… Я тот, кто принес тебе страдания. Я тебе не противен… Но я противен себе…
Я встаю, ухожу в ванную и, становясь под струи теплой воды, даю волю слезам… Я рыдаю, ненавижу себя… Я – чудовище… Поганый ублюдок, изнасиловавший собственного брата… Теперь мне остается только утешать себя тем, что ты навсегда принадлежишь мне, ведь мы никогда не отступаемся от своих страхов, мы им верны всю жизнь… Ты боишься меня, Билли, и поэтому ты – мой!
Я возвращаюсь в комнату, ты заснул… Лицо еще в слезах, тело согнуто в неестественной позе… Это я тебя сломал… Ты был такой хрупкий… Я тебя разрушил. Я ужасен! Мало было ломать самого себя, накачиваясь этим ядом, а теперь я и твою душу убил… Бедный мой, как же ты будешь жить без души?

Просыпаюсь я с утра,
Но не узнаю себя…
Где я?

Ты опять в той же позе загнанного животного сидишь на полу в углу… Уже несколько месяцев прошло с того дня… Ты больше не разговаривал со мной. Я всю ночь смотрел, как ты спишь, а на утро ты проснулся другим, не моим братом. Не глядя на меня, ты собрал свои вещи, оделся и ушел. Из-за твоей депрессии мы взяли отпуск. А когда мы снова стали выступать, то я пришел в ужас, осознав, ЧТО я натворил. На сцене к твоему лицу приклеивается счастливая маска, а потом, после, ты впадаешь в апатию, не реагируешь ни на чьи вопросы, только отвечаешь, когда Йост обсуждает с тобой планы выступлений. Больше никаких подружек, никаких походов на вечеринки… Ты просто играешь роль…Ты мертв… И это сделал я…

Чего тебе еще надо?
Чего ты хочешь теперь от меня?
Я запустил в себя яда…

Я больше не сдерживаю себя, постоянно принимаю… и с каждым днем мне надо все больше… Говорят, это опасно – увеличивать дозу, но мне уже все равно… Я только так могу заглушить чувство вины, которое причиняет постоянную ноющую боль, колет тысячами игл, режет сердце, раскрывает только что затянувшиеся шрамы… Я больше не хочу ничего, только хочу твоего прощения, твоей любви и заботы… и еще мне все так же хочется тебя выебать, постоянно хочется… Но я больше не посмею, не посмею опять тебя убивать, хотя что-то подсказывает, что теперь тебе будет все равно…
Ты не оставляешь моих мыслей, ты стал навязчивой идеей. Той ночью я тайно надеялся, что после того, как я тебя поимею, ты уйдешь, как наваждение…

Только что-то, как всегда,
Ненавижу я себя…
Где я? Где я?..

С каждым днем наркотики все меньше помогают… Все напоминает о тебе, о том ужасном, сладком ощущении, когда ты стонешь подо мной… Одна ночь с тобой не сделала меня свободным, только еще больше привязала к тебе… Ты – моя зависимость… Теперь я презираю себя за то, что сделал… Я сделал из тебя, такого живого, такого счастливого, простую куклу без эмоций и желаний…
Я иногда предпринимаю робкие попытки заговорить с тобой… Ты поднимаешь на меня свой пустой взгляд…и я понимаю, что ты мне не ответишь… Ты даже вряд ли меня слышишь…
Что-то в твоем сегодняшнем взгляде мне знакомо… Неужели, ты немного ожил? Нет… Нет? Нет?! НЕТ! Это то, что я вижу в зеркале! То, что я так презираю в себе!
- Ты? Зачем ты это сделал? Ты…
Я задыхаюсь, не могу говорить… Ты не должен был! Зачем ты повторил мою ошибку? Неужели ты так и не понял ничего?
- Ты сам виноват, Том… Томми…
Я вздрагиваю, от звука твоего голоса, который так давно не слышал, от того, ЧТО я вижу на твоем лице. Эта полуусмешка, сумасшествие в глазах, это мерное подрагивание контура зрачка…
- Я… Мне так жаль, что я это сделал… Я не имел права… Мне нет прощения… Но ты хотя бы ради себя должен попытаться бросить это…
Я говорю быстро, сбивчиво, стараюсь на ходу придумать что-то, лишь бы не замолкать, лишь бы не вернулась эта ужасная тишина, лишь бы…
- А зачем? Зачем? Ты сам разрушил мой мир! И я должен был вовремя увидеть твои страдания, а я жил сам по себе. Теперь расплачиваюсь… Знаешь, а я тебя понимаю, это сладко… Так хорошо… Давай вместе?
Ты смеешься ужасным, потусторонним, чужим голосом, от чего моя кожа покрывается мурашками… Нет, Билли, только не так…

И с дорожащею рукой
Я сижу один с иглой…
Постой...

Все мои старания напрасны… Ты только больше погружаешься в эту тягучую трясину, а я не могу тебя вытащить, потому что сам увяз дальше некуда…
Я каждый вечер прихожу к тебе в комнату, в номер, в гримерку, где бы ты не находился… И ты встречаешь меня своей безумной улыбкой безразличия… Я боюсь теперь тебя… Теперь ты – мой страх…
Я вкалываю себе дозу и долго сижу, думая о тебе… В полном одиночестве, в темноте… И я знаю, что ты точно также сидишь один и думаешь обо мне… Я так виноват… Что я наделал? Куда мы идем, Билли? Что за дорогу мы выбрали? Где мы?

Просыпаюсь я с утра,
но не узнаю себя…
Где я? Где я?..

Я поворачиваю ручку двери, захожу… Ты лежишь на полу, не реагируешь на звук… Я захлопываю дверь и подбегаю к тебе, опускаюсь на колени рядом…
- Что? Что ты сделал? Сколько ты принял?
Ты открываешь глаза, концентрируешь на мне мутный взгляд…
- Неважно… Том… Я устал, мне плохо… Ты прости меня, что я не видел твоей любви… Ведь ты, пожалуй, один меня так любил…
- Что ты натворил, Билли…
Я уже заметил шприц, наполовину полный… В нем было слишком много, ты даже не смог все вколоть…

Постой…

- Постой! Не оставляй меня одного! Прости меня!
Я срываюсь на крик… Нет! Только не ты! Только не так… Твои глаза закатываются, веки дрогнули и опустились… Я прижимаю тебя к себе, словно пытаясь схватить, удержать твое дыхание, вместе с которым меня покидает твоя душа, растворяясь в воздухе… Ты открываешь глаза и шепчешь:
- Прости, так было нужно…
Твое дыхание обрывается, почти затихает… Еще чуть-чуть, и мне уже тебя не догнать…

С иглой…

Я отпускаю твое тело… Я знаю, что делать, но нужно торопиться, иначе ты уйдешь слишком далеко… Подожди меня, любимый мой… Маленький мой… Один укол и мы будем вместе…
Просто нужно сразу много, так, чтобы сердце не выдержало…
Я прикасаюсь к твоим еще хранящим тепло губам, закрываю глаза, кладу голову на твое плечо… Ты только подожди меня…

Постой…

Content-Disposition: form-data; name="smiles_on"

1

А насчет заказа…что-нибудь чертовски грустное, неизменно твинцест, где будет любовь, пусть нечистая, зато большая =))

Старое фото

Уже дует прохладный ветер, уже несутся по серому потёртому асфальту сухие листья. Жёлтые, алые, яркие краски, шуршат и ломаются, как пергамент под ногами. Светлое серо-голубое небо над головой, мягкие лёгкие перистые облака медленно ползут над головой к горизонту, и прозрачная влажная дымка мягко танцует в этом прозрачном воздухе. Длинные тонкие ветви деревьев подобно старым иссохшим пальцам тянутся в прохладную пустоту. Ряд старых чугунных скамеек, пустых и забытых. Пожухлая сереющая трава, пара голубей вперевалку бродит по ней. То и дело опускают головы, тычутся клювами во влажную чёрную землю, пытаясь отыскать сухие хлебные крошки или пару семян. Серая громада города за спиной. И серая вода передо мной.
Руки стынут на ветру, я прячу их в карманы. Сажусь на сваленный ветром сухой ствол старого дуба. Зарываюсь подбородком в воротник, прикрываю глаза. Делаю глубокий вдох. Встаю и подхожу к тебе.
Ты стоишь у маленького грязного пруда, смотришь в холодную воду, по которой гоняет мелкие волны ветер. Едва заметная рябь, едва видимое движение. Намокшие, прилипшие к воде листья качаются вместе с нею, сталкиваются, склеиваются, тонут. Опускаются на дно и застывают там. На холодных серых камнях, покрытых вязким илом. На дне. На самом дне…
Начинает накрапывать дождь. Я встаю за тобой, кладу голову тебе на плечо и обхватываю твои узкие плечи. Ты не шевелишься, продолжая смотреть. Я медленно прикасаюсь своими губами к тёплой коже твоей шеи, ткнувшись носом тебе за ухом. Чуть повожу головой из стороны в сторону. Ты прикрываешь глаза, и я вижу, как по твоей щеке вниз медленно катится прозрачная тёплая слеза, оставляя влажную дорожку на бархатистой коже…
На другой стороне пруда ветер качает тонкие ветви клёна, срывая с них последние листья. Яркое облако, покрытое тонким слоем пыли, испещрённое мелкими чёрными точками, подобно стае птиц, в один короткий миг срывается с места, перемешиваются, сталкиваются, шуршат. Падают на землю, на сухую сентябрьскую траву, перекатываются подобно странным обрывкам, останавливаются, снова взлетают, снова падают. Затихают и успокаиваются, засыпают. Навсегда…
Ты медленно оборачиваешься, отводишь глаза в сторону. Смотришь в землю. Я касаюсь щекой твоей щеки, запускаю руки под расстёгнутую куртку, скольжу ими по твоей спине. Хрупкие, мелкие позвонки подобны ровному ряду камней, по которым бежит, перекатываясь и журча, ручей. Кожа – словно нагретый солнцем мокрый песок, чуть вязкий и приятный. Бархатистый, чистый, гладкий. Твоё дыхание – как дуновение лёгкого летнего бриза с океана, чуть солоноватое и терпкое. Мягкие чёрные волосы ветер бросает снопом в моё лицо, и они щекочут его, подобно волнам и мягким шелковистым брызгам. Подобно странному знамени, треплющемуся на прохладном ветру…
Ты молча поднимаешь голову, смотришь в небо. Я опускаю руки и смотрю на тебя. Бледное, усталое лицо, чуть заметные морщинки вокруг глаз. Бесконечно грустный взгляд, устремлённый в безмолвный серый холод бесконечной небесной выси. Такой тёмный и чистый. Такой твой… Щёлкает затвор. Короткая неяркая вспышка. Скрип «Полароида». Оборачиваемся оба и видим старого мужчину, прячущего фото в карман. С минуту смотрим на него, не двигаясь и почти не дыша. Сухими жёлтыми пальцами он достаёт фотографию и протягивает мне. На ней я смотрю на тебя. Ты смотришь в небо…
– Том, я поступил! – ты вбежал в мою комнату, чуть не снеся дверь и размахивая жёлтым конвертом. Закружился на одной ноге, что-то напевая себе под нос, и рухнул на мою кровать. Странно, но даже сейчас ты не выглядел на свой возраст – так ты был похож на ребёнка.
– Поздравляю, – нашёл силы выдохнуть я, и натянуто улыбнулся.
– Томми… что-то не так? – твои глаза внезапно стали грустными и блестящими от готовых прорваться слёз, а губы заметно задрожали.
– Нет, Билли. Всё в норме. Просто… мне до сих пор трудно.
– Том, но мы же уже это обсудили? Это два года. Всего два! Я буду приезжать на каникулы и просто… Буду звонить. Каждый день буду звонить. Том?
Ты ведь действительно хотел этого. Буквально мечтал. Что мне оставалось делать? Держать тебя? Что бы это дало? Что бы изменилось? Ты бы был рядом со мной, но не был бы счастлив…
– Я понимаю, Билли. Просто я ещё до конца не привык…
– Я люблю тебя, Том. Правда люблю. И мне тоже не легко. Но я так хочу этого… Так хочу… Всего два года…
– Я тоже тебя люблю, Билл. Иди ко мне…
Я ложусь рядом, гашу свет, и комната погружается во мрак. Медленно стягиваю с тебя футболку, провожу руками по твоей шее, и ты запрокидываешь голову назад, прикрываешь глаза. Переворачиваю тебя на спину, расстёгиваю ремень твоих джинсов, но ты останавливаешь меня.
– Подожди… – шепчешь ты, – сегодня я хочу по-другому…
Ты обхватываешь руками мои плечи, чуть сжимая и массируя их. Нависаешь надо мной, прикасаешься кончиком носа к моему, впиваешься губами в губы, проталкиваешь язык в мой рот… Я почти не дышу, боясь сойти с ума от твоего запаха, от твоего тепла. Отрываю свои губы от твоих, смотрю в слегка влажные глаза. Ты виновато опускаешь ресницы, чуть всхлипываешь, прижимаясь губами к моей шее. Чуть кусаешь кожу, оставляешь розоватый засос. Руками скользишь по моим бёдрам, находишь молнию, расстёгиваешь. Поднимаешься на руках, садишься на колени, снимая с меня футболку. Прижимаешься своим горячим торсом к моей груди, кусаешь за мочку уха. Левой рукой скользишь по животу, проталкиваешь пальцы под резинку трусов. Я закрываю глаза, почти растворяюсь в тебе – в твоём дыхании, движениях, касаниях, звуках… А ты уже мягко поглаживаешь мой возбуждённый член, и каждый миллиметр моего тела подаётся навстречу приносимому тобой блаженству…
Медленно снимаешь с меня джинсы вместе с трусами, освобождая мою плоть. Обнажаешься сам, кладёшь свои руки мне на бёдра, скользишь ладонями к паху… Дыхание сбивается, а перед глазами стоит чёрная пелена. Обхватываешь мой член рукой, чуть сдавливаешь и начинаешь скользить ей вверх-вниз, постепенно увеличивая темп. Усаживаешься между моих ног, широко разводя колени. Нагибаешься, что-то шепчешь на ухо… Я инстинктивно сгибаю ноги, разводя их так широко, как могу. Ты погружаешь в меня один палец, двигаешь им внутри меня, принося с этими движениями новые волны удовольствия. Вводишь второй, третий… Чуть сгибаешь их, нащупав небольшой бугорок внутри меня, и я издаю громкий стон, первый из многих этой ночью…
Аккуратно входишь, словно боясь причинить боль. Медленно, так медленно, как только можно. Наконец, ты во мне. Минутная пауза, мгновение покоя – и ты начинаешь двигаться, ударяясь своим животом в мою мошонку. Уже почти ложишься на меня, и всё, что я ещё могу разобрать, это твои сдавленные стоны мне в ухо вперемешку с моим именем…
Горячая волна твоей белой боли разливается внутри меня. Твоя рука в последний раз с силой проводит по моему члену, и я, выгнувшись тебе навстречу и пропуская тебя глубже, с громким криком брызжу себе на живот. Ты кричишь моё имя, оставляя ногтями своей левой руки глубокие ссадины на моём плече. Мягко выходишь из меня, наклоняешься над животом и слизываешь с него белые пятна моей остывающей спермы…
Я глажу тебя по спине, убираю с твоего лица налипшие, мокрые от пота волосы, а ты смотришь мне в глаза, нависнув надо мной. Из приоткрытого рта мне в лицо бьёт горячий воздух, а на губы падает тёплая солёная капля…
Я уже сижу в такси, когда ты выходишь из дома. Через плечо перекинута плотная дорожная сумка, на глазах – тёмные очки. Перед дверью машины ты оборачиваешься и смотришь на наш дом. Пробегаешь глазами по фасаду, по окнам, вглядываешься в их пыльную зеркальную поверхность. Поворачиваешь голову направо и смотришь на летнюю конуру Скотти. Поднимаешь руку, проводишь пальцами вдоль их нижней кромки, громко шмыгаешь носом и садишься в машину. Всю дорогу ты молчишь, думая о чём-то своём. Смотришь в окно, что-то рисуя на его матовой прозрачной поверхности. Вдруг ты просишь водителя остановиться и подождать тебя здесь. Выходишь из машины и быстрым шагом идёшь в старый парк. Я выхожу следом, иду за тобой. Мелкая брусчатка блестит от начинающегося дождя, тут и там лежат горы сухих листьев. На траве, на земле, на деревьях – везде толстый слой серой пыли. Над головой – серой небо. Длинные тонкие ветви деревьев, подобно скрюченным старым пальцам, тянутся в холодную пустоту.
Ты стоишь у воды, опустив голову вниз. Очки торчат из кармана чёрной куртки. Начинает накрапывать дождь, а ты всё стоишь и смотришь на холодную воду, по которой гоняет листья холодный осенний ветер…
Мы сидим на скамейке, одни в этом старом парке. В моей руке – это фото, на котором мы вместе. Я протягиваю его тебе. Ты отрицательно киваешь головой.
– Не надо, Том… Оставь себе… Будет, что вспомнить…
Я прячу фото в карман, застёгиваю куртку. Смотрю на тебя. Ты улетаешь через полчаса. Точка. Всё решено. Для тебя. Для меня. Не мог же я держать тебя? Да и зачем?..
Дождь начинает лить сильнее, и вскоре холодная вода уже рушится с неба сплошной ледяной стеной. Ты встаёшь, смотришь в небо, а по твоему лицу текут крупные струи, и я не могу понять, слёзы это или дождь.
– Не провожай меня, Том, не надо. Так будет лучше…
Я пытаюсь что-то сказать, но ты уже быстро идёшь к машине. Пара секунд, и твой силуэт навсегда растворяется за стеной из дождя…
Я бродил под дождём до глубокой ночи. Пришёл домой, не раздеваясь, рухнул в пустую кровать и заплакал. Достал из кармана вымокшее фото, гладил твои волосы, лицо…
Твой самолёт рухнул в Беркли, не долетев до Лондона. В живых никого не осталось. Я узнал об этом спустя две недели – всё это время я провёл в больнице с воспалением лёгких…
С годами краски на этом фото поблекли, выцвели и чуть стёрлись. Листья посерели, я постарел… Ты остался тем же… Но не поблекли краски в моей памяти. Я до сих пор помню тот день и нашу последнюю ночь в мельчайших подробностях… Но фото… Там совсем другой мир. Другие мы. Там я смотрю на тебя. Ты смотришь в небо…

РАССКАЗ № 10

Концерт близится к концу, я пою и, уже совсем себя не контролирую, ношусь по сцене, бегаю из конца в конец, делаю все, лишь бы отвлечься от него. Мой Томми уже давно ушел в себя и напрочь сросся со соей гитарой. Как всегда он крайне возбужден и ведет себя как и во время секса. Уж мне то есть с чем сравнивать. Этот сучонок весь потный, его бархатистая кожа блестит под светом прожекторов. Он как обычно закинул свою чертову голову и ничего вокруг себя не замечает, рот приоткрыт и разве что слюни не стекают по подбородку. Он просто трахает сейчас своего Гибсона и весь зал вместе с ним. Я уж про себя молчу… Я держусь из последних сил. Уже даже не злюсь на него. Скорее всего он делает это не специально, просто, чертова музыка так завела его, и я сгораю от ревности потому что не я. Я отвлекаюсь как могу, но нет, я уже не могу… Вижу все это и когда очередная капля пота выскальзывает откуда то из-за его уха и скользит по шее, на которой призывно пульсируют вены. Я не выдерживаю и подбежав к нему, перестаю петь, разворачиваю его к себе и начинаю жадно слизывать эти капли с его шеи. В ответ я как в тумане слышу его стоны и вскрики: «Нет, нет…нет..». И просыпаюсь.
Рядом лежит мой милый Томми, весь мокрый и сильно мотая головой, стонет. Первое мое желание разбудить его и успокоить, но я решаю не торопиться. Сейчас он просто необыкновенно красивый. Я хочу насладиться этим зрелищем. Поэтому я просто тихо шепчу ему в ушко: «Шшш, тише, все хорошо…». Он затихает, но спит все еще очень беспокойно. В комнате безумно душно, Том сейчас весь глянцево-блестящий, отчего еще сильнее похож на леденец. Наверное из-за этой духоты ему и снится что-то не очень приятное. Но я хочу насмотреться на него. Да, я эгоист. Но он сам виноват, он слишком хорош.
Закрытые глаза слегка мигают, ресницы дрожат, как крылья малюсенького мотылька бьющегося о стекло. Рот приоткрыт и он то и дело что то беззвучно шепчет, и очень тяжело дышит. Все лицо покрыто испариной. Рядом со мной лежит физическое воплощение секса. Но не буду себя обманывать, я безумно люблю его, поэтому от меня не скроется ни одна деталь. Ни одна из тех, которые недоступны просто похотливым взглядам. Дреды разметались по подушке, но самое прекрасное, это коротенькие слипшиеся волосики вдоль кромки его лба и над ушами. Такие родные детские кучеряшки. Такая нежная родинка на щечке. И эта шея. Просто безумие какое-то. Я как изголодавшийся вампир не могу отвести от нее взгляд, сквозь воздух чувствуя ее пульсацию. Он закинул голову, как на концерте, и из-за уха на нее одна за другой скатываются прозрачные капельки, совсем как в моем сне. Тихонько, чтобы его не разбудить скольжу пальцем по этим влажным дорожкам. Касаюсь соленым пальцем своих губ и возвращаюсь к шее. Изучаю ее медленно и осторожно, скольжу подушечками пальцев, как кусочком шелка, по всем этим впадинкам, жилкам, родинкам и капелькам. Казалось бы, просто шея, но для меня это самый прекрасный на планете пейзаж. Том все сильнее ворочается и дергает глазами. Как тень выскальзываю из под одеяла и подойдя к окну открываю его. Как можно быстрее возвращаюсь в кровать, но успеваю слегка замерзнуть. Придвигаюсь ближе к этому прекрасному спящему эльфу, и прижимаюсь к нему всем телом. В комнате очень быстро становится свежо и даже прохладно. Том успокаивается и перестает вздрагивать. Я натягивая повыше одеяло на нас, замечаю как исчезают крошечные капельки на его лице, как высыхают тонкие ручейки на его шее. Тихонько тыкаюсь ему в шею носом. Он спит как ангел. Прикасаюсь губами. Легонько прикусив его за подбородок, наконец дотрагиваюсь до любимой шеи языком. Целую, нежно и мягко, никаких засосов и прочей ерунды, нет, просто скользить по ней языком, вырисовывая какие-то сумасшедшие узоры. Касаться губами. Согревать ее своим дыханием и тут же тихонько подув, жадно смотреть на крошечные чудесные мурашечки и старательно пересчитывать их все языком. Том опять завозился и неожиданно крепко обнял меня. Улыбнулся и приоткрыл глаза.
- Опять сопишь так, что вот-вот соседей разбудишь,- сонно шепнул он касаясь губами моего лба.
Я выныриваю из под его подбородка и почти виновато смотрю на него, все-таки проснулся. Вообще-то котенок у нас Томми и обычно он спит на моем плече, но сейчас я просто не могу оторваться от его шеи и уползти выше. Поэтому сейчас он смотрит на меня сверху вниз и тихо гладит по спине. Целует в нос, все так же ласково улыбаясь. Протискивает свое колено мне между ног и тесно прижимается бедром мне к паху. Я лежу целиком закутавшись в него, таю и растворяюсь в нем и уже не знаю что мне целовать шею или губы. А он не торопится мне подсказывать. Смотрю ему в глаза, они слипаются, он снова засыпает, крепко обняв меня. Я вспоминаю свое обещание быть его плюшевым мишкой, когда ему захочется. Легко касаюсь его губ. Мокро, сладко целую. Убаюкиваю его своим языком. Постепенно соскальзываю обратно на шею и продолжаю мягко щекотать ее. Черт, я точно ему сегодня поспать не дам. Он обнимает меня так крепко, будто пытается сдержать, но я как псих слюнявлю его шею. Наткнувшись на кадык, обвожу его языком и чуть чуть прикусываю. Мой мальчик роняет тихий стон. Я просто зверею от этого. Он все делает нарочно, он забрался в мои сны, он все спланировал для того чтобы свести меня с ума. Блин, что за бред я несу, он же просто спит, сладко, но не крепко, а я ему мешаю. Ну и пофиг. Выпутываюсь из его объятий и разворачиваю к себе спиной. Ожидаю услышать возмущенное ворчание, но вместо этого он только теснее прижимается ко мне и откидывает дреды со спины вверх, на подушку. Он как кошка, хочет, чтобы ему потрепали холку. Вот же сучонок, он спит и получает все тридцать три удовольствия, а я тут шифруюсь как могу чтобы его не потревожить. Но я не могу сопротивляться этому созданию и послушно начинаю покусывать его шею, целовать верх спины, усыплять его своим дыханием. Я хочу заниматься этим всю жизнь. Хочу чтобы он так же умиротворенно фырчал и прижимался ко мне.
Но он уже почувствовал свою власть надо мной. Найдя мою руку своей, он неторопливо спускает ее ниже, к своему члену. Вот же обнаглел совсем. Сонно и, как бы невзначай, подталкивает меня задом в пах. Я покорно начинаю гладить его напрягшийся член. Я понимаю его без слов. Сегодня мне не видать секса, как своих ушей. Он просто молча сообщает мне, что проснулся он по моей вине и, что возвращать ему крепкий, сладкий сон придется тоже мне. А чтоб мне было не так обидно, я могу наслаждаться его шеей и спиной. И я делаю все так, как велел этот сонный леденец. Вылизываю его шею, не пропуская ни одной неровности. Покусываю за бархатные плечики. И удовлетворяю его рукой. Он реагирует на мои прикосновения не слишком бурно, но мне и это сносит крышу. Том фырчит и почти мяукает, каждый раз, как я прикусываю его за шею. Он легко толкает меня своим задом в такт моим движениям. А я… а что я… Это его фантазия, и я исполню ее, отыграюсь в другой раз. Ритмом своего дыхания он подсказывает мне такт движений. И вскоре по его спине пробегает дрожь, принеся с собой и несколько судорог пронзивших его хрупкое тело. Он не кричит и не стонет. Протяжно, не то промычав, не то промурлыкав что то, он затихает. И вот все встало на свои места: мой котенок сладко спит у меня на плече, а мне большего и не надо.